- Остерегайтесь, подсудимый. Перед вами командир крейсера и высшие чины командного состава…
- Так я же и говорю, - удивился боцман, - я и вспоминаю про могущественных адмиралов, генералов, перед которыми я никогда не трусил.
- Как старому моряку, - прервал Алендорф, - вам бы следовало помнить, что именно ваших адмиралов и генералов разбили японцы.
- Нет, не японцы, - спокойно возразил Бакута, - а мы всем народом нашим разбили своих адмиралов, генералов и офицеров, потом мы разгромили на Дальнем Востоке японцев, на Западе…
- В последний раз предупреждаю: говорите о сути дела.
- Только о сути и говорю. Мало ли кого мы разгромили! А сейчас мы, советские моряки, бессовестно захвачены в неволю и закованы в цепи. Но мы не одиноки. На родине у нас - великая армия, авиация, артиллерия, танки, броневики. Попробуйте сунуться туда - наломают шею, вы это знаете лучше меня. А тут нас трое, и мы в цепях. Если вы не трусы, снимите наручники, и я без авиации покажу вам…
- Замолчите! Суд немедленно прекратит разбор дела, если вы все трое не заявите о своей готовности признаться.
- Кончайте! - неожиданно выступив вперед, запальчиво воскликнул Андрей. - Вы ничего не добьетесь. Знайте, мы помогли бежать штурману…
- Молодец, Андрей! - восторженно сказал боцман. - Трави на полный ход…
- Последнее слово, - поднял руку Алендорф. - Фрейлейн Нина, к вам, как к женщине, командование отнесется со справедливой благосклонностью. Советую вам…
- Нечего мне советовать, - спокойно заявила Нина. - Товарищи высказались. Я так не умею, как боцман, но я… не побоюсь и умру, как и мои товарищи. Не тратьте время!
Помрачневший Алендорф отошел к столу и через минуту, не глядя на пленников, объявил:
- Всех расстрелять!
Глава шестнадцатая.
НАКАНУНЕ СМЕРТИ
Караул на этот раз состоял не менее чем из десяти солдат. Но это была излишняя предосторожность. Пленники шли, погруженные в свои думы, а Бакута, словно забыв про приговор, вспоминал свою речь. Она ему очень нравилась, и он с нетерпением мечтал о том, как бы скорей вернуться в каюту и узнать, какое впечатление произвела она на друзей.
Приговоренные к смерти моряки очутились в непроницаемой темноте. Когда вдали затихли медленные шаги солдат, боцман заговорил вне себя от нетерпения:
- Ну, что скажете? Какую я речь отгремел?!
- Очень хорошо! - в один голос отвечали Нина и Андрей. - Хорошая речь.
- Мало сказать - хорошая, - гордо поправил Бакута, - первокласснейшая речь. Этак кто-нибудь и в самом деле поверит, что я малограмотный. А вот, как видите, в этой речи я им преподал и историю, и географию, и про династию Романовых, и про адмиралов и генералов. Прошу заметить, - строго подчеркнул боцман, - до всего этого Бакута дошел своим умом. Что правда, то правда - университетов я не кончал. Жаль, - вздохнул боцман, - жаль одного: что такую чудесную речь нельзя пропечатать в газетах.
Боцман уселся удобней и уже хотел было приступить к более подробному разбору своего выступления, как у дверей раздались чьи-то шаги. Бакута замолк, но в каюту никто не вошел. Лишь за стеной, выходившей в коридор, раздался звук, какой издают, опускаясь, железные шторы в витринах магазинов.
- Удивительно, - минутой позже чуть слышно произнес Андрей, - этого никогда не бывало. Воздуху нет… Нечем дышать.
- Может быть, - рассудил боцман, - они нас хотят задушить. Веревки жалко…
Внезапно боцман вспомнил утреннее посещение Накамуры. Он рассказал о нем друзьям и бодро закончил:
- Уверяю вас, штурман недаром ушел. Верьте, что нам не дадут пропасть.
- Боцман, - с грустью откликнулся Андрей, - вы должны меня простить за утренние мои слова…
- Молодой ты, - благодушно успокоил его Бакута. - Может быть, и я в твои годы на твоем месте… Да что говорить! Штурман Головин - настоящий советский моряк, он не продаст.
Прошло около часа. С каждой минутой дышать становилось труднее. Моряки уже не разговаривали, они лежали скорчившись на полу.
Через полчаса Нина и Андрей потеряли сознание.
- Душат, мерзавцы, - хрипел Бакута, - душат, как мышей… Проклятые… Прощайте, друзья! - крикнул он, разрывая на себе рубашку.
Вдруг резко прогремел засов. Дверь распахнулась. Волна воздуха ворвалась в каюту. В дверях стоял Алендорф, раскачивая над головой фонарь и сумрачно глядя на распростертые у коек тела. В каюту торопливо вошел человек с ручным саквояжем и опустился возле Нины и Андрея.
- Благодарите небо, - угрюмо сказал Алендорф, - если… если вы верите в чудеса…
В следующую минуту в каюту принесли баллон с кислородом и врач произвел молодым морякам искусственное дыхание. Заслышав стоны Нины и Андрея, Алендорф облегченно вздохнул, сел на койку и расхохотался.
Глава семнадцатая.
«СПАСИТЕ… И Я ВАШ РАБ!»
- Вставайте, вставайте, - хохоча, кричал немец. - Можете по-прежнему располагаться в вашей каюте. Штурман нем, как рыба… Он ничего не помнит… Никто в мире не узнает о «Крепости синего солнца». Да придите в себя, черт возьми, вы снова можете жить! Благодарите меня. Опоздай я хоть на минуту…