Морская ведьма

Сегодня утром он проснулся злой и невыспавшийся, чувствуя себя ужасно одиноким, и то, что отец снова оказался в знакомом состоянии, никак не могло улучшить ему настроение.

Калеб подул на горячий напиток, со сдержанным любопытством поглядывая на Реджину поверх края кружки.

— Нормально.

— Один?

Он вопросительно приподнял брови.

— Ты спрашиваешь? Или предлагаешь?

Реджина оперлась бедром о стойку и скрестила руки на груди.

— Ты просил меня приглядывать за Мэгги. Так вот, именно из-за тебя ей сейчас очень нелегко.

— Это она так говорит?

Реджина презрительно фыркнула.

— Еще бы, она только и делает, что жалуется мне. Мы ведь самые близкие подружки.

— Ей нужны друзья, — негромко заметил Калеб. — Сейчас она осталась совершенно одна.

— А почему она живет у твоей сестры?

Хороший вопрос.

Он со стуком опустил кружку на стойку.

— Это был ее выбор.

— Все правильно. Во всем, как всегда, виновата женщина. «Она сама напросилась…» Держу пари, ты постоянно это слышишь.

Он вперил в нее немигающий взгляд, и Реджина покраснела.

— Извини, это было несправедливо, — покаялась она. — Но почему бы тебе не прийти к ней? Ведь видно же, как вы оба страдаете и мучаетесь.

Итак, не одному ему было плохо. Он мог радоваться. Но при этом выходило, что он — изрядная свинья, потому что…

— Она была права, — сказал Калеб. — Я слишком пристрастен. Я не могу поддерживать с ней отношения и одновременно делать свою работу.

— Может быть, ей нужно от тебя нечто большее, а не только твоя работа.

Работа — это все, что у него было. Все, что он умел делать. Взвешивать и оценивать факты. Поддерживать мир и порядок. Защищать невиновных.

Вот только в случае с Мэгги факты смешивались с его чувствами. Инстинкт подсказывал, что он может доверять ей. Разум говорил, что она — чокнутая. Что до его сердца…

Он допил кофе.

— Пойдем, па. На сегодня хватит. Ты повеселился от души. Пора ехать домой.

— Не смей так разговаривать со мной! Я твой отец.

— И это единственная причина, по которой сегодняшнюю ночь ты проведешь не в тюремной камере.

Они ехали в молчании, вязком и холодном, как прибрежный туман. Не глядя друг на друга. Не разговаривая. Словом, так, как часто бывало двадцать лет назад.

Но только сейчас Калеб мог спросить — должен был спросить! — отца о том, что все эти годы оставалось недосказанным.

— Почему ушла мама?

— Какая, к черту, разница? Она ушла. И взяла с собой мальчишку.

Но Калеб больше не был ребенком. Он привык иметь дело с неразговорчивыми и враждебно настроенными свидетелями.

— Куда? Куда они ушли?

— Туда, откуда она пришла. — Барт отвернулся, глядя в темноту за окном. — Будь она проклята!

— Так все-таки куда они ушли?

— Это не твое чертово дело.

— Она моя мать.

— Она была моей женой — взревел Барт. — Я прожил четырнадцать лет с этой женщиной. Я любил ее. Но это ее не остановило. О, нисколько! Она воспользовалась первой же возможностью, чтобы сбежать.

— Куда?

Отец привалился к дверце джипа.

— Меня сейчас стошнит.

— Только не в моей машине.

Калеб каким-то чудом успел подрулить к тротуару и распахнуть дверцу со стороны пассажира, прежде чем Барта вырвало, сильно и долго.

Калеб протянул ему носовой платок и помог забраться обратно в джип.

Отец больше не мог ударить его, чтобы он заткнулся. Но то, что его сначала стошнило в кювете, а потом он вырубился на заднем сиденье, оказало столь же эффективное действие.

Поддерживая отца под руку, Калеб помог ему выбраться из машины и подняться по ступенькам к передней двери. Теперь, когда большая часть отравы вышла из организма, можно было надеяться, что Люси не придется убирать за ним ночью.

Прислонив отца к стене под желтым светом фонаря на крыльце, он принялся похлопывать по его карманам в поисках ключей.

Дверь скрипнула и приоткрылась. В прямоугольнике света стояла Люси. Она была босиком, с волосами, заплетенными в косичку, и выглядела девчонкой лет двенадцати, не старше.

— С ним все в порядке?

— Он пьян, — просто и прямо сказал Калеб. — Возвращайся в постель.

Она улыбнулась, но глаза оставались встревоженными.

— Должна сообщить тебе, братишка, что теперь я ложусь спать после девяти часов. Кроме того, мне приходилось укладывать его в постель не реже, чем тебе.

Калеб скривился, как от боли.

— В таком случае у тебя сегодня выходной.

Люси отступила в сторону, и Калеб помог Барту перешагнуть порог. В гостиной работал телевизор, оттуда доносились смех и аплодисменты, а потом в дверях появилась Мэгги.

Сердце болезненно дрогнуло у Калеба в груди, и воздух мгновенно испарился из легких.

Барт вздрогнул.

— Кто это? Кто ты такая?

— Это Мэгги, па. — Калеб потихоньку оттеснял его к лестнице. — Она поживет здесь несколько дней.

Барт быстро шагнул вперед и схватил девушку за руку, да так сильно, что у нее наверняка останутся синяки.

Поморщившись, Мэгги попыталась освободиться.

— Эй, полегче! — Калеб ухватил отца за куртку. — Отпусти ее.

Барт не обратил внимания на его слова. Он подался вперед, напряженно вглядываясь в лицо Мэгги.

— Неужели ты — это она? Ты вернулась?

Мэгги негромко вскрикнула, протестуя.

Калеб встряхнул отца за воротник.

— Отпусти ее, — повторил он сквозь зубы.