«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны

— Адье, мосье Франсуа, — сказал олдермен, кивая старому камердинеру, с неутешным видом стоявшему на берегу. — Содержите в порядке «Обитель фей». Она еще пригодится.

— Но, мосье Беверут, мой долг, если только море есть спокойный, мой желаний следовать за мамзель Алида. Никто в фамилии де Барбери не любить море, но что поделать, мосье! На море я умереть от болезнь, здесь — от тоска.

— Тогда лучше отправляйтесь с нами, верный Франсуа, — сказал Ладлоу. — Следуйте за своей молодой госпожой. И возможно, что, ближе познакомившись с жизнью моряков, вы найдете ее не такой уж страшной.

Матросы, с серьезным видом сидевшие на веслах, втайне посмеивались над старым слугой и думали, что у него вот-вот начнется приступ морской болезни. Но нежно любивший свою госпожу Франсуа, не колеблясь, сел в лодку. Ладлоу, сочувствуя его страданиям, ободряюще посмотрел на него. Доброта и симпатия не всегда нуждаются в словесных излияниях; старый камердинер почувствовал угрызения совести из-за того, что, может быть, слишком резко выражал свое неодобрение профессии, которой другие люди посвятили свою жизнь и все свои чаяния.

— Море, мосье капитан, — любезно произнес он, — есть обширный театр для слава. Вспомните мосье де Турвиль и мосье Дугэй Труэн; это были очень замечательные человек! Но, мосье, вся фамилия де Барбери всегда чувствовать предпочтений к суша!

— Хотелось бы, чтобы ваша негодница госпожа держалась того же мнения, — сухо заметил Миндерт ван Беверут, — потому что, позвольте заметить, прогулки на этом подозрительном судне не делают чести ее благоразумию… Не унывайте, патрон, она просто испытывает крепость металла, из которого вы отлиты, и морской воздух не причинит никакого вреда ни ее красоте, ни карману… Небольшая склонность к соленой воде должна только возвысить девицу в ваших глазах, не так ли, капитан Ладлоу?

— Если эта склонность ограничится лишь соленой водой, сударь, — последовал едкий ответ. — Но обманутая или обманувшаяся Алида де Барбери, жертва интриг негодяя, не должна быть оставлена на произвол судьбы. Я любил вашу племянницу, господин ван Беверут, и… А ну, взялись, ребята! Или вы уснули на веслах?

Внезапность, с какой молодой человек прервал себя, и суровость, с какой он обратился к матросам, положили конец разговору. Было очевидно, что он не желает продолжать беседу и даже сожалеет о том, что имел слабость сказать так много. Остальная часть пути прошла в полном молчании.

Когда крейсер флота ее величества королевы Анны огибал с осторожностью мыс Санди-Хук после полуденной вахты 6 июня 171… года, ветер, как отмечается в сохранившемся до наших дней старинном журнале, который вел один из мичманов, был слабый юго-юго-западный. Из этого же самого документа явствует, что крейсер снялся с якоря и лег на курс на расстоянии трех лиг от мыса Санди-Хук. На той же странице, где указаны эти подробности, под рубрикой «Примечания» можно прочесть следующее:

«Справа по борту — судно с лиселями, идущее со скоростью шести узлов. Слева по борту — подозрительная бригантина лежит под гротом и фор-марселем. Судно это — по предположению, „Морская волшебница“ под командованием пресловутого Бороздящего Океаны, вчера улизнувшего от нас. Бог послал нам попутный ветерок, и еще до наступления утра мы попробуем наступить на пятки „Волшебнице“. Пассажиры: олдермен ван Беверут из второго района города Нью-Йорка, королевской провинции того же названия; Олофф ван Стаатс, эсквайр, обычно называемый патрон Киндерхука, оттуда же; и страдающий от морской болезни старик в чем-то вроде морской тужурки, по имени Фрэнсис, или Франсуа. Странная компания, но, видимо, по вкусу капитану… Даже самая небольшая волна все равно что рвотный камень для старика в морской тужурке».

Поскольку нельзя более точно, чем в судовом журнале, описать положение обоих упомянутых судов в названное время, мы продолжим наш рассказ о событиях, которые, как известно читателю, произошли вскоре после наступления сумерек, в июне упомянутого выше года, на 40° северной широты.

Молодой приверженец Нептуна, чьи слова приводились нами выше, и в самом деле опирался на свое знание местности, указывая на расположение судов в отношении мыса и их расстояние от берега, так как низкий песчаный мыс уже не был виден с палубы. Солнце село, казалось, почти в самое устье Раритана. Тени от прибрежных холмов, называемых «Наверсинк», падали далеко в море.

Ночь спускалась на мореплавателей теплая и мягкая, но более темная, чем обычно бывает на море. При таких обстоятельствах крейсер должен был скрытно преследовать бригантину, которую невозможно было разглядеть во мраке ночи.