«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны

Ладлоу прохаживался по палубе крейсера. Затем облокотился на свернутую парусиновую койку и долго глядел на предмет своего преследования. «Морская волшебница» стояла в той части моря, которая просматривалась лучше всего. Сумерки, льющиеся с небес, еще не коснулись ее, и впервые в этот вечер Ладлоу увидел бригантину во всей ее красоте. Чувство восхищения охватило молодого моряка. Благородные очертания корпуса бригантины и ее изящная оснастка четко обрисовывались на горизонте. Она была обращена носом к крейсеру, и Ладлоу видел, или ему казалось, что он видит, таинственное изваяние под бушпритом, с книгой, раскрытой для вопрошающих, и с перстом, по-прежнему указующим путь. Койка чуть дрогнула, и молодой моряк, повернув голову, увидел, что около него, хотя и на достаточно почтительном расстоянии, остановился штурман. Ладлоу очень высоко ставил знания, которыми обладал его подчиненный, и всегда помнил, как скупо злая судьба оценила лишения и долголетнюю службу старого моряка, годившегося ему в отцы. Мысль об этом всегда заставляла капитана снисходительно относиться к человеку, который посвятил всю свою жизнь морю.

— Ночь обещает быть темной, мистер Трисель, — произнес молодой командир, не отрывая взора от бригантины, — а мы должны перехватить того наглеца.

Штурман многозначительно улыбнулся и серьезно покачал головой.

— Немало придется потрудиться, прежде чем наша кокетка (нос крейсера также был украшен женской фигурой) приблизится к смуглянке, торчащей под бушпритом бригантины, чтобы они могли посоперничать между собой. Мы с вами подходили к ней так близко, что различали белки ее глаз и могли пересчитать ее зубы, которые она скалит в хитрой улыбке, а что проку? Я всего-навсего подчиненный, капитан Ладлоу, и хорошо знаю свои обязанности. Я не молчу во время шквала и умею сказать слово на военном совете, когда мой командир спрашивает мнение своих офицеров. И в данном случае мое мнение, может быть, отличается от мнения других офицеров на корабле, имена которых я не хочу называть; это хорошие люди, но у них нет такого опыта, как у меня.

— Каково же ваше мнение, Трисель? Наш шлюп в порядке и браво несет паруса.

— Шлюп ведет себя, как хорошо воспитанная молодая дама в присутствии королевы: скромно, но с достоинством. Но что толку от парусов, когда, словно по волшебству, вдруг налетают шквалы и паруса одного судна укорачиваются, а другое будто несут воздушные змеи! Если бы ее величество, да благословит ее господь, совершила оплошность и дала под команду старому Тому Триселю судно, которое оказалось бы в таком положении, как наша «Кокетка», я бы точно знал, что мне делать…

— А именно?

— Поднять лиселя и развернуть шлюп по ветру.

— Но ведь тогда он пойдет на юг, а цель нашей погони находится на востоке!

— А кто может знать, сколько времени она будет там находиться? В Йорке нам рассказывали о французе такого же водоизмещения, как наша «Кокетка», и с таким же вооружением, который грабил рыбаков у побережья, на юг отсюда. Никто лучше меня не знает, что война идет к концу, — ведь вот уже три года, как ни гроша призовых денег не согревало мне карман. Но, как я уже говорил, если француз покидает свои воды и направляется в бурное море, кто в этом виноват, как не он сам? Мы могли бы хорошо заработать на его ошибке, капитан Ладлоу. А гоняться за бригантиной — это только зря трепать королевскую парусину. Пока мы ее изловим, нашему крейсеру придется нашивать новое днище, так мне кажется.

— Не знаю, Трисель, — ответил Ладлоу, взглянув наверх, — пока все славно и никогда ход «Кокетки» не был так безупречен, как сегодня. Еще посмотрим, кто из нас бегает быстрее.

— Можете судить о скорости этого бродяги по его дерзости. Вон он торчит перед нами, словно линейный крейсер, поджидающий подхода неприятеля. Я много повидал на своем веку, и верьте моему слову: еще ни один сынок лорда не был так убежден в скором повышении по службе, как эта бригантина — в своем проворстве. Кстати, если этот старик будет и дальше корчиться, как сейчас, то он вывернется наизнанку, и тогда мы сможем узнать, что у него внутри, — ведь эти французы чертовски скрытные, не то что честные англичане! А что касается того пирата, если только он пират, то он верит в свои паруса больше, чем в господа бога. Не сомневаюсь, что вчера бригантина прошла протокой, пока мы возились с нашими марселями. Не верю я во всякую чертовщину. К тому же я своими руками промерил протоку и знаю, что через нее можно пройти при сильном ветре в гакабортnote 106. В конце концов, человеческая натура есть человеческая натура, и старый моряк — всего лишь обыкновенный человек. Поэтому в заключение скажу, что я предпочитаю преследовать француза, чей нрав мне хорошо известен, чем сорок восемь часов кряду гоняться в кильватере такой вот птицы без всякой надежды схватить ее за хвост.

— Вы забыли, Трисель, что я был на борту бригантины и кое-что знаю о ее конструкции и характере.