Морские дьяволы

Он писал: «Хотя я и был без сознания, когда меня вытащили из воды матросы вашей страны, но будучи японцем, я глубоко переживаю свой великий позор и, чтобы смыть горчайшее из всех унижений, решил покончить с собой. В последние дни я приложил много усилий, стараясь выполнить свое решение, но теперь я чувствую, как охватывает меня теплое дружеское чувство. Сначала мне казалось, что я обманываюсь, и я попробовал бороться с этим состоянием. Я всегда легко поддавался впечатлениям. И вот теперь могучее чувство любви к людям с непреодолимой силой охватило меня. Мне даже кажется, что с каждым днем меняются и мои воззрения. Умереть легко, умереть можно в любое время таковы теперь мои мысли.

Отношение команды пробудило во мне ответное чувство дружелюбия. Но хотя вы относились ко мне с большой добротой, я не мог избавиться от мысли, что ваше оружие, за которым я должен был ухаживать, предназначено для убийства моих соотечественников. Именно существование оружия и явилось причиной трагедии, происходящей сегодня на нашей планете. Такому человеку, как я, который желает людям всего земного шара только счастья и мира, трудно даже смотреть на это оружие, не говоря уже о том, чтобы прикасаться к нему. Должно быть, это сильно беспокоит вас, но я прошу вас освободить меня от этих обязанностей. Не думайте, однако, что так японцы относятся ко всякой работе. Японский народ исключительно трудолюбив, когда дело касается его страны, и я бы хотел, чтобы вы поняли это.

Моя жизнь в ваших руках, а в самом недалеком будущем душа моя, вероятно, будет подвластна одному богу. В сущности, я уже умер в ют день, когда меня взяли в плен. Я не страшусь смерти и встречу ее без сожаления. Я предпочитаю смерть уходу за оружием, которое приносит только несчастья. Пока я жив, я не хочу, чтобы по моей вине пролилась хоть одна капля крови. Я мечтаю об одном: пусть как можно меньше разрушений испытает цивилизация, пусть мир и счастье придут к народам Азии. И если я умру за мир и счастье всего человечества, то это будет для меня величайшим благодеянием. Я твердо решил отдать свою жизнь во имя этой цели. Пожалуйста, извините меня за плохой почерк. Может быть, я не сумел хорошо выразить свои мысли, и все же я передаю вам письмо в знак моего уважения и благодарности за ваше доброе отношение ко мне.

(Так как я давно уже мертв, прошу вас извинить меня за то, что я подписываюсь только инициалами.) С. О.»

Несколько часов подряд водолазы Риссера пытались достать карты и судовые журналы из оставшейся на поверхности штурманской рубки судна, где служил этот Сисо Окуно. Добытые документы матросы тщательно высушили в дизельном отсеке, так как Риссер надеялся получить из них ценные разведывательные данные.

«Легко вообразить, каковы были наши чувства, когда мы принесли высушенные документы в кают-компанию, собираясь внимательно изучить их, и обнаружили, что это всего-навсего карты реки Янцзы с тщательно нанесенными на них отметками, характеризующими условия плавания вверх и вниз по течению», — писал Риссер в вахтенном журнале.

12 июня, через день после того, как японский ефрейтор Сисо Окуно появился на подводной лодке, произошло событие, которое чуть не привело к жертвам, — команда едва не лопнула со смеху. Это произошло во время ночной вахты, около 03.30, когда Риссер решил подойти к самому входу в порт Расин и тщательно ознакомиться с его обитателями. Часть гавани, расположенная за брекватером, была слишком мелкой, чтобы туда могло войти в подводном положении что-нибудь более крупное, чем сверхмалая подводная лодка. Эти малютки могут нырять даже в пруду для золотых рыбок, но «Флайинг Фиш» необходимо не менее 14,5 метра, чтобы прикрыть тумбы перископа, и 19 метров, если она хотела скрыть под водой полностью поднятый боевой перископ.

Светлая ночь и безоблачное небо, затканное холодными яркими звездами, предвещали ясный день, не испорченный ни туманом, ни сильным волнением, ни осточертевшими рыбачьими лоханками. Риссер и команда были в отличном настроении. С тех пор как подводная лодка была спущена на воду, число потопленных ею судов быстро увеличивалось. «Флайинг Фиш» уже отправила на дно 13 судов противника. Все они были уничтожены подводной лодкой, находившейся в разное время под командованием трех командиров, обладавших железными нервами и невозмутимым спокойствием. Это были Донк Донаго, Фрэнк Уоткинс и, наконец, Боб Риссер. Затем последовал год, полный разочарований и неудач, конец которому был положен всего два дня назад, когда произошел захватывающий артиллерийский бой, а потом мастерское торпедирование японского судна. Будущее казалось радужным.

Повсюду: на камбузе, в кубрике, в тихой кают-компании — группами собирались люди. Они пили кофе, шутили и обсуждали недавние события. Напряжение, связанное с форсированием заминированного Корейского пролива и проникновением в воды противника, спало. Где же те мощные заграждения, о которых их предупреждали? Переход всем показался пустяковым.

В 06.10 разговоры неожиданно прервал голос радиометриста:

— Контакт, пеленг 45°.