— Боже мой, да какая там может быть история! — с неожиданным жаром заговорил морской котик. — Конечно, все истории звучат громко и красиво, если они написаны стихами. Некоторые даже делают из своих историй целые поэмы. Но из меня, видно, вышел слабый поэт. А если рассказывать историю просто так, то она сразу начинает выглядеть нелепо и глупо. Ну, да ладно, слушай. Это было ещё в то время, когда мы с моим «двуногим» работали в военном конвое. Мы охраняли большой груз медикаментов, который направлялся в Северную Африку. В Марокко. Так вот, на этом корабле была одна «двуногая» самочка, докторша из благотворительной миссии. Она в Африку плыла, чтобы местным вакцину колоть, от вируса Эбола вроде как. Мой «двуногий» увидел её, и всё, его будто подменили, смотрел на неё, как на богиню. Оно и понятно, утончённая, умная, да ещё и с добрым сердцем — раз в такую жарищу и грязь поехала благотворительностью заниматься. И кошка у неё была ей под стать. Ухоженная дымчатая красавица, с загадочными глазами. Вот я на эту кошку и запал, как котёнок в первую весну. Мой «двуногий» тогда в форме был, в прямом и переносном смысле. Военный мундир с иголочки, сам подтянутый, с благородной проседью на висках. Да и я был моложе, шёрстка блестела, уши ещё целые были, да и ум поострее. В общем, нам казалось, что все самки должны влюбляться в нас без памяти. Да только всё не так вышло. Оттаскали нас за хвост эти две, как помоечных котов. А ведь мой «двуногий» страдал, поверить смешно, даже стихи пытался читать этой фифе, но всё без толку. Сорвал пару поцелуев, только сердце растравил себе, а серьёзного ничего так и не получилось. Да и у меня успехов вышло не больше — покрутила передо мной эта дымчатая красавица хвостом да и оставила сидеть облизываться. И знаешь, чем вся эта история закончилась? Когда мы причалили в Марокко, на берегу их встречал «двуногий», какой-то представитель врачебной миссии. Гадкий обрюзгший тип с сальной лысиной, и кот у него такой же, как он сам, ленивый, толстый, сразу видно, за всю жизнь ни одной мышки сам не поймал. Так что ты думаешь? Эти самки бросились к ним в объятия, будто это принцы, которых они всю жизнь ждали! Мы с моим «двуногим» сначала рты пооткрывали, словно нас из ведра холодной водой окатили, а потом переглянулись и подумали одновременно, что этих самок даже и понимать не надо, никогда они не будут с тем, кто лучше них.
Рон снова отвернулся и принялся смотреть в сторону танцующих «двуногих», только теперь его глаза горели, словно два раскалённых уголька. Ричи, увидев, что всерьёз разворошил тлевшие в душе у морского котика переживания, решил поскорее переменить тему:
— А как называлась та посудина, на которой служили вы с твоим «двуногим»? Может, я тоже на ней плавал? Тьфу ты, то есть ходил.
— «Гарибальди», — ответил крепыш. — Небольшая старая галоша. Такая старая, что непонятно, как она вообще на воде держалась. Однажды она дала течь прямо в открытом море. Все сразу стали бегать, переживать, мяукали, как беспомощные котята. — Рон презрительно наморщил нос. — Но мой «двуногий», один из самых опытных на судне, сохранял спокойствие. Он чётко и уверенно отдавал команды и в итоге сумел успокоить и организовать это перепуганное визжащее стадо. Ты не поверишь, но нам удалось спасти тогда всех этих жалких гражданских.
«Маусхантер» сделал паузу, углубившись в какие-то тяжёлые воспоминания, потом невесело усмехнулся и продолжил с горькой иронией:
— И чем же они нам отплатили? Вышвырнули нас на берег, как ненужный хлам! Отправили в архив, дышать пылью в подвале! Впрочем, я был готов к чему-то подобному, поэтому сильно не удивился. Сколько их ни спасай — добра в ответ ждать не приходится. Ты посмотри, посмотри! — презрительно махнул он лапой в сторону сцены.
Праздник Посейдона тем временем постепенно переходил в ту фазу, когда глаза у девушек блестели всё сильнее, а льда в стаканчиках становилось всё меньше, на маленькой полукруглой эстраде кают-компании уже организовалась стихийная дискотека. Самки «двуногих» исполняли танец обольщения кто во что горазд. Они смеялись, подпрыгивали, вытягивали за руки на сцену упирающихся матросов, которые до последнего силились соблюдать должностную инструкцию. Из колонок кошачьим концертом в сто глоток грянули первые аккорды караоке, встреченные радостными криками.
— Ну что в них может быть хорошего?! — с жаром продолжал Рон, стараясь мяукать громче музыки. — Посмотри на них! Жалкое зрелище! Та эгейская кошка хотя бы показывала что-то стоящее под дудочку. Что-то, что трогает сердце. А это… Это просто отвратительно! Я знаю, что для неё породой не вышел, что у меня нет никаких шансов. Пусть достанется кому-нибудь другому…
В этот момент раздался истошный женский крик, наполненный неподдельным испугом:
— Тоонееем!!