— Нет, — отвечал Пратт. — Сначала он продавал некоторые принадлежащие ему вещи и таким образом жил. Так как он поселился в жилище бедной вдовы, то я думал, что сделаю угодное друзьям умершего, если разочтусь с ней. Нынче утром я сделал это, и она дала мне квитанцию, как вы видите, — прибавил он, показывая гостю бумагу;- чтобы сколько-нибудь оградить свои издержки, я велел перенести к себе чемодан умершего, и он теперь наверху, готовый к осмотру. Он легок, и я не думаю, чтобы в нем было много золота или серебра.
Виньярдец казался разочарованным. Было так естественно предполагать, что человек, отсутствовавший в течение пятидесяти лет, возвратился с плодами своих трудов, и потому он ждал лучших результатов от своего путешествия в Ойстер-Понд.
Племянник Дагге продолжал делать вопросы и получать не менее уклончивые и сдержанные ответы. Через четверть часа разговора, в котором была рассказана вся история чемодана, решили приступить немедленно к осмотру оставшегося после Дагге имущества. Все, не исключая и Марии, собрались в комнате Пратта, посредине которой поставили чемодан.
Глаза всех были устремлены на этот чемодан, потому что каждый, исключая Пратта, предполагал, что в нем есть что-нибудь. Только вдова Уайт могла бы сказать, что есть в нем, потому что она раз двенадцать перешарила его, хотя, надобно сказать правду, не вынула из него и иголки. Делала она это не из жадности, а из любопытства. Она не только пересмотрела все вещи, находившиеся в чемодане, но даже перечитала все бумаги, которые были в нем, и полдюжины писем. Из всех этих розысков любознательная женщина ничего не узнала. Только одна вещь ускользнула от ее осмотра, это маленький крепко запертый ящичек. Ей очень хотелось бы посмотреть, что находилось в нем, и даже были минуты, в которые она пожертвовала бы пальцем, чтобы открыть его.
— Вот ключ, — сказал Пратт, вынимая его из ящика стола. — Я думаю, что он отопрет замок. Мне помнится, что я видел, как Дагге сам отпирал им один или два раза.
Росвель Гарнер, самый младший из собравшихся, взял ключ и отпер чемодан. Все, кроме Пратта, были обмануты в своих ожиданиях. Чемодан не только был наполовину пуст, но и предметы, в нем заключавшиеся, были самые простые: то была одежда моряка, видевшего лучшие дни, которая могла принадлежать только матросу.
— В нем нет совершенно ничего, что могло бы вознаградить путешествие из Виньярда в Ойстер-Понд, — сухо сказал Росвель Гарнер. — Что делать со всем. этим, господин Пратт?
— Самое лучшее — вынуть из чемодана все вещи одну за другой и порознь пересмотреть их. Так как мы уже начали это, то и будем продолжать.
Молодой человек повиновался и, вынимая каждую вещь из чемодана, называл ее, а потом передавал ее тому, кто считал себя наследником матроса. Новоприбывший бросал испытующий взгляд на каждое платье и, прежде чем откладывать его на пол, благоразумно опускал руку в каждый карман, чтобы увериться, что он был пуст.
Долго он ничего не находил, но в одном кармане, наконец, нашел небольшой ключ.
Так как в чемодане был маленький ящичек, и так как в этом ящике был только один замок, то племянник Дагге, не говоря ни слова, спрятал ключ.
— Ну, — сказал Гарнер, — вот все имущество бедняка Томаса, я не думаю, капитан Дагге, чтобы вы взяли на себя труд перевозить эти вещи в Виньярд.
— Я также не вижу в этом нужды, хотя друзья и родственники могут ценить эти вещи больше, чем посторонние. Но я там вижу две морские карты. Не потрудитесь ли вы передать мне их? Они для моряка могут иметь какую-нибудь ценность, потому что старые матросы обычно делают на них отметки, которые дороже самих карт.
Хотя это было сказано самым простым и самым естественным тоном, но внушило Пратту большое беспокойство. Дагге разложил карту на постели и начал внимательно ее рассматривать.
Карта была та, на которой находилось южное полушарие, и где Пратт с таким старанием выскоблил острова, изобилующие тюленями. Ясно было, что виньярдец чего-то искал и не мог найти, и что он сильно обманулся в своих ожиданиях. Вместо того, чтобы смотреть на карту, он, можно сказать, изучал все дыры и трещины, которых было много, потому что бумага была стара и разорвана. Так прошло несколько минут, и незнакомец перестал более интересоваться имуществом своего родственника.
— Эта старая карта относится к 1802 году, — сказал Дагге. — Нынче она недорого стоит. Наши охотники за тюленями так далеко заплывают на юг, что у них теперь есть лучшие сведения.
— Ваш дядюшка, — хладнокровно сказал Пратт, — был старый матрос и очень легко мог предпочитать старые карты.
— Тогда, должно быть, он позабыл первоначальное воспитание, которое дают в Виньярде. Там нет ни одной женщины, которая бы не знала, что последняя карта всегда лучше первой. Я признаюсь, что для меня здесь много непонятно, потому что хозяин судна говорил мне, что он слышал от капитана брига, что на картах старого моряка можно найти довольно важные подробности.