Морские нищие

— Чего тянуть волынку?..

— Брали бы, что дают! А то и этого не получим.

— Все равно начальники зажмут у себя в кулаке не один лишний флорин, а нам и половины не достанется…

— А и сволочь же пошла нынче среди начальников!

— Рыцари с большой дороги!

— Кончай, что ли!.. Надоела вся канитель. Пора и восвояси.

— Смотри, смотри, вернулись купцы! Вон стали на мосту и протягивают мешки с деньгами.

Громкий встревоженный окрик заставил солдат замолчать и повернуть головы:

— Гля-ди-те-е!..

Вдали, в пламени заката, вырисовывались на реке паруса большого флота, шедшего вверх по Шельде под крепким попутным ветром.

— Что это?.. Кто такие?..

— Военный флот?.. Чей?..

— Ловушка!.. Ловушка!.. — пронеслось по радам солдат.

Оглушительный грохот покрыл испуганные голоса. Дым пушек на мгновение окутал подходившие корабли. Сооружение из ящиков, бочек и телег рассыпалось в облаках пыли.

— «Нищие» идут!.. Это флот Оранского!.. Гёзы!.. — в ужасе кричали солдаты, толкая друг друга и перескакивая через остатки своих укреплений.

Купцы все еще продолжали держать мешки с деньгами. А гроза Антверпена — наемное королевское войско беспорядочной толпой кинулось в разные стороны: кто вплавь через Шельду, кто к плотинам, кто прямо в поле… Недавний страх перед солдатами сменился неожиданным взрывом хохота. Хохотали ремесленники. Хохотали степенные купцы на мосту. Хохотали нарядные дворяне, женщины, дети — весь народ.

Молоденькая дочь башмачника Клодина смеялась заразительнее всех. Она вытирала передником слезы и еле выговаривала:

— Как же… это?.. Они… такие грозные… такие злые… страшные… и… вдруг… как козы!.. Ну право… как козы!..

— Молчи, хохотушка! Вон наши спасители — «морские нищие» сходят на берег.

Клодина перестала смеяться и, протиснувшись вперед, поднялась на цыпочки, чтобы лучше видеть.

Гёзы сбегали по мосткам, шумные, загорелые, огрубевшие в многолетних походах, здоровые, крепкие. Антверпенцы жали им руки, хлопали по мускулистым плечам и обнимали, приветствуя, как братьев.

— Вот это поистине «Гентское примирение»! — крикнул Иоганн, сходя со всеми на набережную. — Север протягивает руку помощи югу!..

Кругом заулыбались.

Иоганн ступил на мостовую Антверпена. Одиннадцать лет назад он бродил здесь совсем мальчишкой.

Иоганн осматривал былую торговую столицу с особым любопытством. Следов разрушения после «Испанского бешенства» оставалось, на первый взгляд, не так уж много. Антверпенцы постарались привести любимый город в порядок. Перед Иоганном высился возведенный заново Ганзейский дворец. Над позлащенными закатом крышами по-прежнему, точно в стремительном полете, вздымался шпиль собора Богоматери. Красивые улицы взбегали по отлогому берегу Шельды к центру. В окнах вспыхивали пылающие отблески вечерней зари. Багрянцем отливали черепицы вышек и башен. Розовели восстановленные деревянные перекрытия домов и навесных балконов.

Взгляд Иоганна случайно упал на смеющееся девичье лицо.

Кто эта веселая девушка, словно сотканная из лучей солнца?.. Она стояла, поднявшись на носки, и закат обливал ее с головы до ног потоками горячего света. Пламенели золотистые прядки кудрей, румянец смуглых щек, яркие губы. И карие, полные тепла и радости глаза отражали солнечный блеск. Она напомнила ему кого-то. Барбару Снейс, переселившуюся с отцом, кажется, в Амстердам?.. Нет, та была ослепительна в своей холодной красоте. Незнакомая девушка напомнила ему о чем-то бесконечно близком и милом из ушедшего времени. Погибшую Ирму?.. Нет, это не она, темноволосая бойкая шалунья-девочка!.. Не она выросла и вернулась из прекрасного прошлого. Не она стоит теперь, вытянувшись, как струна, вся — радость, вся — трепет, вся — солнечное сияние.

В первый раз за много лет Антверпен был совершенно очищен от королевских войск. «Испанское бешенство» и попытка дона Хуана овладеть цитаделью заставили наконец сделать то, что давно уже советовал Оранский: срыть крепость со стороны города до основания. Пусть она будет только защитницей, а не угрозой Антверпену, чего хотел ее создатель Альба.

Известковая пыль облаком стояла над местом разрушения. Грохот рассыпающихся камней мешался с радостными голосами антверпенцев. Еще жаркое августовское солнце жгло натруженные спины, вспотевшие лица. Но усталости никто не чувствовал. Гёзы, молодые подмастерья, малоизвестные бедняки, бюргеры со своими женами и детьми, знатные господа и их нарядные дамы, важные сановники — все трудились.

«Увидел бы я здесь Снейса с его чаровницей-дочкой, будь они в Антверпене?.. — подумал Иоганн с сомнением, оглядывая всю эту массу разнообразного народа с чуждыми друг другу мыслями, желаниями и привычками. — Вряд ли… Ловкий Снейс увез дочь вовремя, избавив от возможных испытаний… Но где несчастная Луиза Лиар?..»

Отбросив бесплодные мысли, Иоганн весь отдался работе. Флот гёзов задержался в Антверпене, и лихие моряки помогали общему делу. Громкая, задорная песня, покрывала смех и шутки разгоряченной толпы. Голос Иоганна был сегодня особенно звонок и чист: