– Да я вахтенным офицером был, когда мы рубку под самым носом этого крейсера высунули, я! – с полной достоверностью врал некурящий. – Знаете, как Заика «срочное погружение» командовал? Двадцать секунд: «Сро-сро-сро-сро…» Десять секунд: «Оч-оч-оч-оч…» И еще секунд сорок на остальные звуки – вот так! При таком командире мы не только рубку могли из воды высунуть, но и над волнами подняться, как нормальная летучая рыба!
– Насколько я понимаю, – сказал гвардии майор, – они и нырнуть могли глубоко? Глубже, во всяком случае, чем окунь, а?
– Вполне! – серьезно сказал бывший командир дизельной подлодки Ямкин, потому что спектакль разыгрывался главным образом для сухопутного майора.
– Заика черепаху сварил, – гениально импровизировал некурящий, – живьем. Я сам видел. Зачем он черепаху сварил? Чтобы пепельницу сделать из панциря. Сварить-то он ее сварил, а вареное мясо сам вытаскивать не смог – нервы оказались слабые. И он эту операцию заставил старшину трюмных производить…
– Да, запузырить ракету в белый свет как в копеечку – это одно, а вот мясо из черепахи вытащить – другое… – вздохнул Ящик.
– При чем тут черепаха? – спросил Старик у некурящего. – Продуй носовую! Ну, удифферентовался? Поплыли дальше. Так, значит, Беркут Заику командиром сделал?
– Ага. Прибыл в дивизию, посмотрел в списки, спрашивает комдива: «Почему у вас десять лет ходит в старпомах капитан третьего ранга Заикин? Имеет он отличные показатели по всем статьям?» Комдив: «Разрешите доложить, товарищ адмирал…» Беркут: «Не разрешаю!» Комдив: «Но, товарищ адмирал, разрешите все-таки…» Беркут: «Никаких все-таки! Вы начальство разучились слушать?! Так вас и так! Вызвать этого десятилетнего старпома и швырнуть его на торпедный стенд, и пусть выводит лодку в атаку, а я посмотрю, как вы, так вас и так, не умеете подбирать кадры!..»
– Между прочим, – сказал Псих. – Извини, что перебью, но это всех касается. Недавно я ознакомился с диссертацией директора донецкой шахты Владимира Середы. На основании научного анализа он доказал: плохое настроение рабочего, обиженного грубым словом начальника, снижает производительность ручного труда на шестьдесят процентов; обруганный шахтер, занятый на механизированных операциях, работает ниже возможностей на двадцать процентов; и даже автомат, товарищи по оружию, обслуживаемый обиженным человеком, выполняет автоматическое дело на четыре-пять процентов хуже, а вы здесь выражаетесь, как обыкновенные сапожники…
– Получается так, – сказал Ящик, – если боеготовность флота, которым командовал Беркут, находилась на должном уровне, то это означает, что потенциально флот имел запас боеготовности процентов на тридцать. Ведь адмирал мог в любой нужный момент увеличить мощь флота на тридцать процентов, заговорив с подчиненными сладеньким голоском. Да ему надо памятник при жизни ставить, а ты его порочишь!
Некурящий вполне натурально изобразил растерянность, ошалело заморгал глазами. Он как бы не мог найти, что ответить, если отвечать без крепких слов. Потом безнадежно махнул рукой, опять ругнулся и продолжал:
– Ну, швырнули Заику на стенд. А на стенде говорить надо? Нет! Решай себе торпедный треугольник. Он в атаку отлично вышел. Беркут торжествует, комдив молчит. Дальше на автомате через все комиссии: «Беркут лично приказал!.. Беркут лично дал указание!..» Вот почему потом Заика из кожи все время и вылезал. Пролопушило нас охранение – прекрасно! Стреляй тогда! Нет, Заика дальше лезет. Мы, говорит, е-е-е-е-е-е-му п-п-п-п-п-рямо в мидель в-в-в-впилим! Вот нас и выкинуло в кабельтове от крейсера, а они «полным» жарят! Каким чудом провалиться успели – до сих пор не знаю.
– Ясно, – сказал Ямкин. – Теперь ложись на грунт и прекрати всякий шум в отсеках!
– Перерыв кончился! – уже пятый раз почтительно доложил в центральный пост дежурный.
– Обожди! – отмахнулся майор. – У симпозников кино по программе, успеем, – объяснил он дежурному. – Что на крейсере-то происходило?