Морские тайны

Рядом они выглядят довольно забавно: грузный, плечистый Макаров с широким обветренным лицом и повадками добродушного медведя и Елена Павловна — худенькая, коротко остриженная, похожая на подростка в своих джинсах и пестрой клетчатой рубашке. Но при всём несходстве — и внешнем, и, пожалуй, внутреннем — они как-то удивительно подходят друг к другу.

— «Ладно, — устало подумал кок, — не станет он ломать голову над тем, куда они все подевались. Исчезли, и всё. Черти забрали их в ад, туда им и дорога. Но он, Генри, ничуть об этом не жалеет и не останется в накладе. Теперь, раз они оставили его одного, никто не помешает ему стать наконец капитаном «Лолиты».

Генри встал за штурвал и начал крутить его, громко командуя самому себе:

— Лево руля! Ещё лево! Так держать!

Ему было приятно чувствовать, как шхуна покорно слушается его и прямо танцует на волнах, хотя от такого «управления» она порой едва не перевертывалась, вставая боком к волне и ветру.

Так Генри забавлялся игрой в капитаны весь день, отрываясь от руля лишь для того, чтобы наскоро перекусить и сварить кофе. Можно было бы хлебнуть и рому из капитанских запасов, ведь теперь он, Генри, стал полновластным хозяином шхуны. Но у него даже посла нескольких рюмок начинала сразу болеть голова и мутилось сознание. Однако Генри все-таки принес из капитанской каюты бутылку рома и, давясь, сделал несколько жадных глотков прямо из горлышка.

И от усталости и всех потрясений этого странного дня забылся на палубе, прямо у штурвала, пьяным, тяжелым сном.

Проснулся он глубокой ночью и не сразу понял, почему лежит не на койке, а валяется на палубе, у штурвала, крутящегося из стороны в сторону.

Он хрипло крикнул:

— Эй, ребята! Кто на вахте? Ты, Мегги?

И вдруг вспомнил, что ведь остался один на шхуне и все подевались неведомо куда.

В ужасе он вскочил, снова обшарил всю шхуну и не нашел ни единой живой души, кроме раскудахтавшихся кур, петуха, свиньи в клетках на баке и забравшегося на него с перепугу попугая в капитанской каюте.

Остановившись на корме, Генри тупо уставился на шлюпку. Куда же все подевались, если шлюпка тут, на борту?

А ветер крепчал, и лишенную управления шхуну мотало всё сильнее».

Казалось, и океан за бортом притих, слушая причудливую историю.

— «Генри встал за штурвал, но уже не чувствовал себя капитаном. Он ничего не понимал в показания компаса, картушка которого кружилась из стороны в сторону.

Генри задрал голову и с тоской посмотрел на неб усыпанное ярко сверкавшими звездами. Но их причудливый серебристый узор тоже не мог подсказать коку, возомнившему себя капитаном, в какую же сторон плыть. И грот, с треском проносившийся над голова Генри каждый раз, когда шхуна меняла курс, бросаясь из стороны в сторону, то и дело закрывал от кока звёзды. Да и сами звезды при каждом повороте шхуны начинали кружить в небе, ведя дьявольский хоровод над его головой.

И, задрав голову, глядя на пляшущие звезды, Генри завыл, как подстреленный волк. А потом кинулся лихорадочно спускать шлюпку. Он бросил в неё одеяло, спасательный круг, несколько банок консервов, анкерок с пресной водой. Потом спрыгнул в шлюпку сам и поспешно оттолкнулся от борта.

Проклятая шхуна быстро уходила во тьму, выписывая причудливые зигзаги.

Генри смотрел ей вслед, постепенно успокаиваясь. В шлюпке он чувствовал себя гораздо увереннее, чем на капитанском мостике, даже оставшись один посреди безбрежного океана…»

Геннадий замолчал и, по-прежнему не поднимая головы и ни на кого не глядя, начал с хмурым видом сверстывать бумажки в трубочку.

Все молчали — и зачарованно и озадаченно.

— Так, — протянул Волошин, глядя на рассказчика. — Любопытно… Но, позвольте, Геннадий Петрович, вы же не объяснили самого главного. Куда же подевалась команда?

— Их всех отравил кок, — зловеще объявил Геннадий и добавил ещё более мрачным тоном: — И трупы выбросил за борт. В припадке помрачения сознания. В приступе так называемого сумеречного состояния, какое бывает иногда у некоторых больных эпилепсией.

— И забыл об этом? — спросил кто-то с вертолетной площадки и недоверчиво присвистнул.

— Не верите? — Бой-Жилинский поднял над головой толстую книгу. — Я нарочно взял у судовых медиков справочник по оказанию неотложной помощи, в том числе и при острых психических заболеваниях. Вот что в нём говорится:

— «Сумеречное состояние наступает и прекращается внезапно. Внешне больные кажутся мало изменившимися, часто их деятельность остается последовательной.

При таком состоянии всеми поступками больного управляет как бы другое, иное сознание, отрешенное от действительности. При сумеречном состоянии у больного могут возникать устрашающие галлюцинации. Тогда больной, как бы защищаясь от врагов, может быть опасен для окружающих. В этом состоянии больные могут совершать тяжелые преступления: поджоги, убийства, насилия и так далее, причем на окружающих они производят впечатление сознательно действующих людей.