28 июля контр–адмирал В. К. Виттефт снова ведет эскадру на прорыв! В 9 часов отягощенный собственной значимостью и не слишком исправной артиллерией эскадренный броненосец «Цесаревич» вздымает сигнал на фок — мачте: «Флот извещается, что государь–император повелел идти во Владивосток». Открывался последний акт трагедии, известный в военной истории как бой в Желтом море. Несмотря на тяжелейшие условия боя, русский адмирал и его корабли навсегда остались в нашей памяти если не победителями, то уж точно и не побежденными. Флот России проявил и решимость, и доблесть, и традиционное для русских людей в тяжелую годину пренебрежение к смерти. Это отмечают и японцы. Выяснение отношений в первой фазе этого столкновения бронированных армад таких разных, по сути, империй, носило до предела ожесточенный характер. Русская эскадра выстилала путь к вожделенному и такому далекому Владивостоку, не пренебрегая при этом ни здравым смыслом, ни тактическим маневром Весь гений хваленого Хейхатиро Того сводился к одному базисному тактическому приему тех времен. Японский адмирал делал «crossing the Т», то есть, используя преимущество в скорости, пересекал курс противника по перпендикуляру впереди его ведущего, флагманского корабля. Это позволяло сосредоточить весь огонь на вражеских передовых броненосцах, не подставляясь под массированный ответный удар. При удачном «заходе» японцам могли отвечать лишь носовые башни двух–трех российских кораблей. Отдавая должное штабисту Виттефту, замечу: эскадра, ведомая «Цесаревичем», периодически как бы сдвигала свой курс на два–три румба в сторону, не позволяя японскому командующему выполнить чистый прием охвата. Корабли адмирала Того великолепно стреляли, но тактически они мазали неоднократно.
Вильгельм Карлович, стоя на левом крыле мостика своего темного двухмачтового исполина (все корабли эскадры были перекрашены в традиционные для военного времени серооливковые тона, и лишь у некоторых только трубы остались либо черно–оранжевыми, либо желтыми), даже не обладая ярким флотоводческим талантом, интуитивно предугадывал бросок японского удава и ломал замысел врага, невольно «отжимаясь» эскадрой на параллельные курсы. В этом случае до противника доставал своей артиллерией даже отставший от остальных кораблей и покалеченный от рождения доблестный броненосец «Севастополь».
Позднее, когда в очередной раз начнут проводить анализ боя и по–русски искать, «кто виноват», погибшему командующему незаслуженно поставят на вид, что брать с собой броненосцы «Полтава» и «Севастополь», как наиболее тихоходные корабли, было явной ошибкой. Однако в оправдание адмирала отмечу, что в подобной ситуации сказывается не оценка качества, а нормальное, человеческое желание — идя на более сильного врага, иметь под рукой хоть на чуть–чуть, но весомый количественный аргумент. Осознание ошибки придет потом! И конечно, ни для кого уже давно не секрет, что почти все броненосцы Витгефта были не ахти какие ходоки. Несмотря на то что старая флотская аксиома гласит: «Скорость эскадры измеряется по самому тихоходному кораблю соединения», априори определить, кто из шедших на прорыв русских броненосцев был самым тихоходным, невозможно даже сейчас, имея под рукой горы справочной литературы. «Полтава» и «Севастополь», однотипные с погибшим «Петропавловском», к 1904 году устарели (морально) по всем показателям, кроме артиллерии главного калибра. Броненосец «Полтава» и на приемных испытаниях едва «перелез» за 16 узлов (29,6 км/ч). «Севастополь» был тихоходным от рождения, имея дефекты машин и компенсируя этот недостаток здоровым авантюризмом и мужеством своего командира и команды. Те самые украшения эскадры, которыми так восторгались офицеры и порт–артурский бомонд — «Цесаревич» и «Ретвизан», — прошли кессонный ремонт, сказавшийся на их мореходном здоровье не самым лучшим образом Первый имел проблемы с рулевой машиной и периодически вскидывал на нок–рею черный шар — сигнал остановки хода из-за потери управления. Очевидцы пишут о его метании на курсе и нестабильной скорости. О последнем факте на эскадре знали все, знал это, очевидно, и противник Еще на приемных испытаниях в Средиземном море «Цесаревич» имел проблемы с эксцентриками золотниковых приводов цилиндров высокого давления. И, разумеется, попадание японской торпеды не прошло без следа. Его друг по несчастью — «Ретвизан» — в этом прорыве больше напоминал камикадзе. Броненосец выходил в море, имея в носовых отсеках порядка 500 тонн поступающей в пробоину воды, с которой постоянно боролись аварийные партии. При увеличении хода до 15 узлов (27,8 км/ч) носовая переборка могла не выдержать давления, что привело бы к гибели броненосца. Зная это, В. К. Виттефт рекомендовал командиру корабля капитану 1–го ранга Э. Щенсновичу в случае катастрофы эвакуировать экипаж на идущий с эскадрой в прорыв транспорт «Монголия». Так что это еще вопрос — кто кого сдерживал. Вся четверка броненосцев первой линии была больна неизлечимо.