Марионеточное правительство Виши (города, где размещался французский кабинет, лояльный нацистам) потребовало немедленно вернуть лайнер. Что за этим требованием могли стоять немцы, никто не сомневался. К этому моменту Рузвельт более четко определился со своими политическими пристрастиями. Даже не вступив в войну с Германией, американцы, отдав пароход, рисковали испортить отношения со стратегическим союзником — Великобританией. Теперь вопрос — «что делать с пароходом дальше» — не стоял!
12 декабря 1941 года «Нормандия» была официально конфискована и на ней подняли звездно–полосатый флаг. Помня о старой дружбе с Францией, корабль переименовали в «Лафайет». Имя этого французского генерала, сражавшегося когда-то за независимость США, было известно всему миру. То самое будущее, о котором трезвонили американские газеты, началось с кардинальной перестройки огромного лайнера. От идеи авианосца отказались и решили переоборудовать «Лафайет» в супертранспорт на 10 тысяч мест с полным арсеналом и продовольственными складами. Процесс был не слишком трудоемким, и делать все решили прямо возле причала номер 88, благо французские суда теперь туда не приходили. Работа спорилась! Надо знать американцев: сказали — сделали.
Ежедневно на палубе «Нормандии» копошились тысячи рабочих. Велась разборка всей небывалой роскоши. Убирали ясеневую мебель, снимали хрустальные богемские люстры, дубовый паркет меняли на невзрачный серый линолеум. О ходе реконструкции знали и в Вашингтоне, и, разумеется, в Берлине. До «великого военного будущего» оставался один шаг.
Работа кипела вовсю, когда 9 февраля 1941 года в 14 часов 30 минут в центральном салоне (том самом, превышающем своими размерами зал Версаля) неожиданно вспыхнул пожар. Здесь были свалены 1100 тюков с капковыми спасательными поясами. При ведущейся на судне реконструкции пищи для огня было достаточно. Мгновенно занялись отделка, неубранная мебель и ковры. По длинным коридорам гулял сквозняк, и огонь моментально достиг шлюпочной палубы, где, подхваченный северо–западным ветром, перекинулся на капитанский мостик и палубу для прогулок.
Особой паники не было, и первые пожарные машины появились на причале номер 88 буквально через 12 минут. Мощные струи воды из брандспойтов ударили со стороны берега. Еще более мощные потоки обдали вспыхнувший лайнер с подошедших пожарных катеров. Густые облака серо–черного дыма затянули причал и потянулись к центру Нью–Йорка. Ветер не унимался, и разбушевавшаяся огненная стихия продолжала свое наступление.
В ходе тушения выяснилась малоприятная деталь: разъемы французских гидрантов не подходили под американский стандарт, что делало невозможным борьбу с огнем на самом пароходе. В спешке не закрыли часть иллюминаторов и завалили строительным мусором шпигаты (сливные отверстия). Катера лили воду беспрерывно, и та, скапливаясь, заполняла помещения левого борта.
Уже через час гигант стал заметно крениться. К месту событий прибыл руководитель спасательной операции адмирал Эндрюс «Нормандию–Лафайет» успели покинуть более 2 тысяч человек, но около 200 рабочих оказались отрезанными на носу корабля стеной огня. Пока их снимали с помощью пожарных лестниц, катера и буксиры продолжали заливать обреченный пароход тысячами тонн воды. Попытка привести в действие помпы и насосы ничего не дала: их забил мусор, а вскоре отключилось электричество.
К 21 часу 30 минутам крен достиг 17 градусов, а через 2 часа стал угрожающим — 40 градусов. Несостоявшийся военный транспорт терял остойчивость!
10 февраля в 2 часа 39 минут потоки грязной воды и жидкого ила со дна Гудзона хлынули через десятки открытых иллюминаторов во внутренние помещения самого дорогого судна в мире. Начиналась агония! Буквально сразу к месту трагедии примчался взволнованный Юркевич. Конструктор жил и работал в США с 1938 года, и страшная новость привела его к любимому детищу. Позади взволнованного русского стоял капитан Пунье.
— Пустите нас на лайнер, мы знаем систему переборок и можем открыть клинкеты и кингстоны, — кричал Юркевич Эндрюсу, — адмирал, торопитесь! Корабль нужно затопить на ровном киле (без крена)! Да откройте же кингстоны!
Однако Эндрюс был непоколебим.
— Мы знаем свое дело не хуже французов, — высокомерно отвечал янки.
Тут же, на месте событий, он решил дать интервью наседающим газетчикам:
— 128 человек получили сильные ожоги и 92 из них, попавшие в госпиталь, по всей вероятности, умрут, — сообщил Эндрюс и, оценив эффект от сказанного, продолжил: — Один газорезчик срезал с колонны канделябр в главном салоне, и искры из-под его резака случайно попали на груду капковых жилетов. Капок очень горюч, поэтому огонь и распространился так быстро по палубе, заваленной поясами. Подозрений на диверсию нет!