– Если нам не удастся сбросить противника обратно в море и он сумеет достигнуть Рура, то мы проиграем войну. Каждая часть, каждый из вас – все должны понимать, что лишь максимальная решимость даст нам возможность победить в этой решающей фазе войны. Мы знаем, что враг предельно полон решимости раздавить немецкий народ. Нам нечего ждать милосердия. Европейскую крепость нужно защищать до конца.
В начале того рокового июня 22 лодки из состава «средней» группы находились в Бергене, Ставангере и Христиансанде в ожидании вражеской высадки. Ни одна из них не была оборудована шноркелем. Группа «Ландвирт», насчитывавшая теперь 36 лодок, была разбросана по бискайским базам – 15 лодок в Бресте, из которых только 7 имели шноркель, а другие 22 – в Лорьяне, Сен-Назере и Ла-Палисе. Лодки держали в шестичасовой готовности, с полным боекомплектом, заправленные, с полным провиантом, отпуска и увольнения были отменены. Каждый понимал, какие события надвигаются.
Бомбардировщики противника утюжили землю Франции, готовя широкую дорогу до Парижа для будущих побед. Железнодорожные станции, мосты, сортировочные узлы, перекрестки, посадочные площадки – по всей системе коммуникаций Северной Франции прошел разрушительный смерч.
Гитлер уже давно запретил гросс-адмиралу летать во Францию с инспекциями. Бывало, штабные машины с высшими офицерами на высокой скорости покрывали сотни километров на аэродромы, где ожидалось приземление самолета гросс-адмирала. Теперь это осталось в прошлом. Офицеры на немецких базах во Франции уже больше не ездили на охоту за оленями, зайцами, фазанами или голубями. В оккупированной Франции их жизнь уже не была в безопасности. Ноймана, адъютанта одного высокого военного чина, среди бела дня захватили вооруженные автоматами люди. У него отобрали оружие и отпустили, так что он мог радоваться, оставшись в живых. Маки стали вездесущи и уверены в своих силах. Ни один немец уже не смел показаться в лесу между Лорьяном и Ванном, а также во многих других частях Франции. Германские гарнизоны были уже не столь сильны, чтобы сдерживать партизан, которым каждую ночь сбрасывали оружие самолеты противника.
И вот настал день высадки. Первым признаком стали вспышки на экранах прибрежных радиолокационных станций и сообщения патрульных кораблей из проливов. Стало ясно, что на английском берегу что-то затевается – отнюдь не обычная концентрация крупных бомбардировочных сил над проливами для воздушного рейда на Германию. Это была мощнейшая армада из когда-либо отплывавших от берегов Англии. Силы высадки возглавляло бесчисленное множество тральщиков, потом шли эсминцы – целая сотня, – потом транспортные суда, крейсеры, специальные десантные корабли, до тысячи транспортов с войсками, а на заднем фоне высились мрачные громады линкоров. Над ними ревели пять тысяч истребителей и три тысячи бомбардировщиков, большинство «летающие крепости», а в голове их шли транспортные самолеты с бесконечной вереницей планеров.
Первые тревожные сообщения достигли германского командования около часа ночи 6 июня. Они поступили из Кале, из устья Сены, из Гавра и из Котантена. Были отдельные сообщения об изолированных парашютных десантах к западу от города Кана в устье Орна, под Сент-Мэр-Эглиз севернее Карантана, восточнее Котантена и в устье реки Вир. Основные же силы десанта находились на переходе, но пока не обнаруживали своих намерений относительно места высадки. В верховном штабе полагали, что парашютные десанты на полуострове Котантен представляли собой не что иное, как переброску боеприпасов для отрядов маки либо отвлекающую операцию. Главной атаки ожидали в районе Кале. Но адмирал Кранке в Париже расценил эти действия противника как начало главного удара.
Вскоре после первых операций противника обрушились мощные комбинированные удары с воздуха и с линкоров по району устья реки Орн в Карантанском заливе. Одновременно началась высадка войск с массы десантных кораблей на побережье в районах населенных пунктов Карантан, Сент-Мэр-Эглиз, Виервиль, Арроманш и Курсель.