Появились ломы и топоры. И скоро затрещали крепкие дубовые доски. На шхуну поднялся военный врач, ожидая, когда выломают дверь.
В дверях проломили дыру, но массивный железный засов оставался на месте. Пришлось расширить отверстие, и тогда выяснилось, что в скобы вместо засова вложен лом. В дыру увидели две фигуры: одна лежала на койке, другая – на палубе. Краснофлотец, засунув руку в отверстие, вытащил из скоб лом и первым впустил в рубку врача. Тот осторожно зашел туда и склонился над человеком на койке.
Это лежал Стах Очерет, подпоясанный пробковым поясом. Рана Очерета была неплохо перевязана. Он открыл глаза и едва слышно поблагодарил, когда ему дали попить. Врач обратил внимание, что раненый сделал всего несколько глотков, очевидно, он уже пил. Краснофлотцы нашли рядом несколько бутылок из-под ситро и пива. Врач удивился, что у тяжелораненого хватило сил самому сделать перевязку и вытащить пробки из бутылок.
В маленькой, тесной рубке трудно было осматривать. Врач попросил краснофлотцев вынести людей на палубу.
Рулевой лежал на палубе с головой, обернутой куском старой парусины. Его вынесли совершенного неподвижного. Развернули парусину. Рыбак оставался неподвижным, он тоже был обвязан спасательным пробковым поясом.
– Он мертв, – сказал краснофлотец. Тем временем врач осматривал шкипера.
– Немедленно перенесите на корабль, в лазарет, – распорядился он. – Будет жить. Хотя, если бы не повязка, то не выжил бы из-за огромной потери крови.
Левко заметил, что на Стахе была не та повязка, которую делал он. Очевидно, раненому самому удалось перевязать себя во второй раз.
Шкипера положили на носилки, он открыл глаза, вероятно, узнав юнгу и моториста, улыбнулся и снова закрыл их.
Оставалось установить причину смерти Андрея Камбалы, потому что это должно быть записано в судовом журнале. Врач недолго осматривал рыбака и, махнув рукой, встал. Казалось, Андрей уже окостенел. Рядом стоял дед Махтей. Врач пожал ему руку и спросил, не нюхает ли он табак.
– Есть такое дело, – ответил дед.
– Угостите, пожалуйста!
Дед вынул табакерку и подал врачу. Тот взял понюшку растертого в пыль табака, снова склонился над покойником и поднес эту понюшку к его носу. Все удивленно наблюдали. Какую-то минуту спустя все удивились еще больше, глядя, как на лице рулевого еле заметно начали сокращаться мускулы, оно стало морщиться, из-под одного закрытого века выкатилась слеза. Покойник заплакал, а через две секунды так громко чихнул, что вокруг раздался громовой хохот. Только дед Махтей серьезно сказал:
– Будь здоров! – А потом лукаво взглянул на врача.
Тот смеялся вместе со всеми. Марко понял поведение Андрея Камбалы, начал его трясти и кричать:
– Андрей, Андрей, здесь все свои, пиратов нет, честное слово, нет!
Наконец Андрей Камбала раскрыл глаза.
XIII. Пятна на воде
Вокруг стоял такой хохот, что в первую минуту Андрей был готов поверить, что все случившееся перед этим, – просто страшный сон. Думал, что вот к нему подойдет шкипер и начнет стыдить за неподобающее поведение. Но встав на ноги и заметив разломанную дверь в рубку, сломанную мачту, военный корабль и не видя Стаха Очерета, перестал робеть.
– А где шкипер? – спросил он.
– На корабле в лазарете, – ответил юнга.
– Так где твоя смертельная рана? – допытывался, улыбаясь, дед Махтей.
Андрей Камбала взялся за ухо, оно было продырявлено.
– Когда-то моряки серьги носили, вот и ты теперь будешь.
Хотя над Андреем много смеялись, все нетерпеливо ждали, что он расскажет. Рулевой честно признался, что, услышав выстрелы и одновременно почувствовав, как его обожгло за ухом, упал, уверенный, что умирает. Но, лежа на палубе и слыша приказы Анча, он понял, что до смерти ему еще далеко и догадался притвориться пока что потерявшим сознание. Когда Марко отволок его в рубку, он даже обрадовался, потому что все время боялся, как бы его не выкинули за борт. В рубке увидел, что там, кроме него и раненого шкипера, никого нет. Дверь была прикрыта. Тогда решил закрыться так, чтобы до него не добрались, полагая, что пираты скоро покинут шхуну. Зная крепость двери и стен рубки, надеялся за ними отсидеться. Осторожно вытащил маленький засов и заложил в большие скобы толстый железный лом. Потом еще задраил железной крышкой иллюминатор. Иногда он зажигал огарок свечи, найденной в ящике. Когда в рубку начинали стучать, его охватывал ужас, но, когда никто не стучал, он ухаживал за Стахом. Хорошо перевязал шкиперу раны. Тот бредил и просил воды, но вместо воды в рубке нашлось несколько бутылок с ситром и пивом. Андрей поил раненого ситром, а сам подкреплялся пивом.
Когда налетел шквал, Андрей сразу это почувствовал и, боясь, что пираты потопят шхуну, обвязал шкипера и себя спасательными поясами. Наконец заснул и проснулся тогда, когда услышал, что снова стучат. Он завернулся в парусину и закрыл уши. Грохот в дверь нагнал на него такой страх, что Камбала перестал соображать, а когда его взяли на руки, решил, что, вероятно, будут выбрасывать в море.