Морские ворота

— Очевидно, — сказал он, — я мог с кем-нибудь договориться об убийстве сестры… Кто знает, может быть, здесь, рядом, живет мой сообщник?… Вы же об этом подумали, сознайтесь!

Она поколебалась, потом пожала плечами.

— Я, — продолжал он, — долго думал. Если откроется, что мертвец — Мерибель, — мы скоро узнаем, — я сдамся. В поселке есть полицейский участок.

Она снова пожала плечами.

— Или даже, — продолжал он, — вы, уезжая, заявите в полицию. Надо только позвонить, не называя себя. Вы скажете, где я. За мной приедут. Это лучший выход; единственный для вас способ избежать неприятностей.

— За кого вы меня принимаете? — сказала она. — Я была здесь, когда убили вашу сестру. Вам необходимо мое свидетельство. Вы считаете, я могу сесть в самолет и забыть о вас?

— Я не хочу, чтоб вы впутывались в это дело.

— Это вы меня в него впутали. Тем хуже для вас.

— Посмотрим.

— И так видно.

Севр поднялся. У него чуть-чуть кружилась голова. Он прошел через гостиную и прихожую, вынул из кармана связку ключей, вставил один из них в скважину.

— Вы свободны, — произнес он. — Я оставлю ключ в двери.

— Спасибо. Но я не тороплюсь… Чашку кофе? Так значит, они вечно будут противниками. Куда девалась мирная гармония ночи? Севр чуть было не схватил чемодан и не убежал. Но вдруг, каким-нибудь невероятным чудом, вскрытие не даст никакого результата? Доминика протянула ему дымящуюся чашку. Он почти против воли взял ее. И вновь потянулось ожидание. Доминика забралась на диван, чтоб ясно показать, что не собирается уезжать. Но он ничуть не был ей благодарен за это. Он представлял жандармерию, пишущую машинку, стучащую его признание, взгляды украдкой жандармов на Доминику. Он угадывал их предположения, намеки. Он видел заголовки местных газет. Чем больше Доминика будет искренна, тем сильнее это возмутит всех его друзей, клиентов. Но как объяснить это женщине, которая всю жизнь плевала на общественное мнение? Он включил телевизор задолго до начала передачи. В горле першило, как от тошноты. Доминика была спокойна, будто наперед знала, что жребий брошен. Она едва повернула голову, когда диктор произнес: «Новый поворот в деле Севра. Из Нанта сообщили, что извлеченный труп, похороненный под именем финансиста, ему на самом деле не принадлежит. Полиция никаких сведений не дает, но напрашивается вывод: поскольку убитый не является Жоржем Севром, значит это Филипп Мерибель, которого считали бежавшим. Возможно, Севр убил своего зятя и компаньона, прежде чем избавиться и от сестры. Следствие продолжается. Видимо вскоре последует арест преступника…»

— Ну что ж, — сказал Севр, — уж лучше так… А теперь, Доминика, вам следует уехать… Слышите? Меня ищут. Мои приметы известны. Бороться бесполезно… Я найму хорошего адвоката, он заявит о нервной депрессии… Вы мне не нужны. Я…

Доминика заплакала. Это произошло так внезапно, так неожиданно, что изумленный Севр сразу замолчал. Огромными слезинками, долго ползущими по щекам, одна за другой, как капли воды по проводам после дождя. Слезы истинной боли.

— Ну-ну, Доминика, не надо из-за меня…

— Он погиб.

— Кто?

— Филипп.

— Филипп?… Мерибель?… Мой зять?… Ну и что?

— Я была его любовницей.

Севр резко выключил телевизор.

— Филипп… Филипп и вы?

— Да.

— А! Я понимаю.

Он попытался быть стойким, принято это разоблачение хладнокровно, как человек, которого ничто больше не может удивить. Только молчать; устоять на ногах. Она была его любовницей… Ну что ж!… Не уступать… Ни ярости, ни отчаянию… Сдержать слабой рукой все это бешенство крови… Как будто перерезана артерия… Чувствуешь, как уходит жизнь… Мерибель… Он все отнял… деньги, любовь… Надо было убить его… есть за что… Приставить дуло к сердцу… совершить возмездие… истинное возмездие…

— Простите меня.

— Что? Она просит прощения. Он сдержал сухой смешок. Прощения? Ну конечно же! Зачем стесняться с ним?… Его обманывают, втаптывают в грязь, а потом — просят прощения. Но, прежде всего, правда ли это?

— Подойдите ко мне. Я все расскажу… Теперь, раз он мертв, раз у меня есть доказательство этому, мне больше нечего скрывать.

— Слушаю вас.

Он ответил немного суховатым тоном, как адвокат, законник, время которого ограничено, и это было смешно, он отдавал себе в том отчет. Из-за него все станет ложным, фальшивым. Она почувствовала это, потому что тут же язвительно спросила:

— Я разговариваю с другом или с судьей? Он безмолвно сел рядом с ней.

— Вы уже поняли, — продолжала она, — что я не случайно приехала сюда… из-за грозы.

Она вынула из сумочки маленький кружевной платок, вытерла глаза, промокнула щеки.

— На меня, наверно, смотреть страшно… Я не хочу, чтоб вы страдали из-за меня, Жорж… Я плачу, но не о нем… обо всем том, что он олицетворял для меня… Я не знала, что он негодяй.

— Вы думали, негодяй — я?

— Да, я так думала. Встаньте на мое место. Или скорее… Сначала, я вообще никак не думала. У меня была лишь одна мысль… завладеть ключами… сбежать.

— Любыми средствами? Она отступила, чтоб лучше видеть его.

— Для женщины есть лишь одно средство… Я надеюсь, вы не настолько пошлы, чтоб упрекать меня в этом?

— Скажите еще раз «Жорж».