Вот она и настала, так быстро. Он узнал ее по проступившим бледным контурам оконных проемов. Даже в тепле постели, он представил себе холод ветра. Пора, если Доминика хочет успеть на автобус. Он нежно разбудил ее, и это доставило новое наслаждение. Тело Доминики мало-помалу восставало от сна, как поднимающийся посреди моря островок, несмотря на задержки и отступления. Первыми ожили руки, лениво попытавшиеся обнять. Нога тихо скользнула к позабытому прикосновению. Но лицо оставалось неподвижным, под властью последнего ночного сна. Быстрая дрожь оживила губы, чуть увлажненные слюной. Внезапно беспокойные руки потянулись к груди Севра.
— Доминика! — позвал он в пол-голоса. — Доминика… ну же! Еще чуть-чуть.
Тогда голова Доминики в счастливом вздохе откинулась на подушку. Ресницы дрогнули; из-под век засветился первый мутный, еще бессмысленный взгляд, взгляд любви, будто обращенный пока внутрь. Самый момент куснуть губы, увидеть, как они вспомнят, округляться, попытаются произнести: Жорж, и как это им не совсем удастся. И вдруг Доминика сразу овладела им, обняла изо всех сил, обвилась вокруг тела, так, что он чуть не задохнулся. Он засмеялся. Он попытался вздохнуть.
— Доминика… Мне больно, малыш.
— Который час? — спросила она.
Он встал, зажег свет, показал ей будильник.
— Пол-восьмого? — спросила она.
Она вскочила, собирая со спинки стула свою одежду.
— Я опоздаю на автобус. Приготовь-ка побыстрее кофе.
Но он смотрел, как она одевается, как стремительной рукой застегивается лифчик, проскальзывает в облегающее платье. Вот так он будет смотреть на нее каждое утро, и каждое утро это будет такое же чудо, и каждое утро…
— Поторопись, Жорж. Скорей!
Ее голос звенел. Она натягивала чулки четко, быстро, так что у Севра появилось надежное чувство защищенности. Благодаря ей, он уже ощущал себя спасенным. Он приготовил кофе. Когда он внес в гостиную чашки, она уже была готова, подкрашена, одета, и составляла список вещей, которые необходимо купить.
— Какого размера туфли?
— Наверно 42.
— А рубашка?
— 38 или 39. Возьми 39.
Пока она писала, он расстегнул чемодан и вынул из одной пачки два билета. В этот момент он понял, что переступил черту, что они оба вступают в полосу вне закона. Стоя лицом к лицу они глотали обжигающий кофе, а глаза говорили глазами, что все хорошо и они сделали правильный выбор.
— Я приеду одиннадцатичасовым автобусом. Вернусь до полудня… Вечером уедем в Нант, шестичасовым. Пока тут никого.
Она улыбнулась ему, уверенная в себе.
— Я тебя провожу до выхода, — сказал он. — Вспомни Мари-Лор.
Оба совершенно одинаково прислушались, — они на время позабыли, что поблизости кто-то скрывается. Она пожала плечами.
— Клошары еще спят, — решила она. — Только обещай, что не выйдешь из квартиры до моего возвращения. Иначе я не успокоюсь.
Они простились долгим поцелуем, потом Севр открыл дверь и снова закрыл ее за собой, в то время как Доминика входила в лифт. Они начали спускаться. Внезапно они почувствовали себя торжественно и немножко стесненно. Она снова стала странницей; она освободилась, а он… В холле они обнялись в последний раз.
— Не беспокойся, — сказала она. — Все будет хорошо.