Морские зомби

Морской Волк напряженно слушал красивейший лексический набор главного канонира, не смея вмешиваться и отвлекать расспросами, ибо от смекалки и мускулов тех, кто сейчас, стоя по пояс в ледяной воде, боролся за живучесть субмарины, зависела судьба экипажа. Все остальные отсеки светились на пульте успокаивающими зелеными лампочками, означавшими, что серьезных повреждений субмарина не получила.

– Все, Илья Георгиевич, – через бесконечно долгие секунды доложил веселый голос командира БЧ-2, – заслонки встали на место, вроде держат нормально. Сейчас водичку ребята откачают, и все будет в полном порядке.

– Как всегда… – облегченно выдохнул Морской Волк. – В детстве, Виктор Геннадьевич, – обратился он ко все еще напряженному штурману, – я очень любил читать Луи Буссенара. Больше всего мне нравилась фраза: «На флоте много и с удовольствием ругаются неприличными словами…»

Рубку наполнил нервный хохот, с которым ушли последние остатки напряжения.

– Что над нами? – снова обратился к штурману Морской Волк. – Всплывать можем?

– Так точно, товарищ командир, – доложил тот, – небольшой лед, но крупных айсбергов рядом нет.

– Будь они неладны! – Макаров наградил нелестным эпитетом ледяные глыбы и скомандовал: – Экипажу приготовиться к всплытию, – и тихо, ни к кому не обращаясь, добавил: – Там наш старпом и двое гражданских. Как бы с ними беды не случилось, пока мы в этой чертовой ловушке прохлаждались…

– Рискованно, товарищ командир, – неуверенно качнул головой штурман. Он находился рядом и расслышал каждое слово Морского Волка. К тому же он, как и все остальные, теперь на собственной шкуре убедился в коварстве ледяных исполинов.

– А кто, если не мы? – Макаров глянул на своего помощника, и штурман опустил глаза. – Их спасать некому. По крайней мере – мы ближе всех. И потом: я своих людей в беде никогда не бросаю.

Глава 20

Командир российского большого рефрижераторного рыболовного сейнера «Муромец» Виктор Леонидович Олешкевич последние несколько часов пребывал в удрученном состоянии. С тех пор как он связался с кабинетом вице-адмирала ГРУ ВМФ Столетовым, прошел уже добрый десяток часов, начал накрапывать мелкий дождь, и море погрузилось в непроглядную темень, а никаких сведений ни о судьбе «Макарова», ни тем паче о лодке со старшим помощником этой субмарины и двумя его пассажирами-учеными он не получал. Более того, никаких потуг, чтобы спасти из ледяного поля людей в надувной лодчонке, судя по всему, так и не предпринималось.

И мысли в голову капитана второго ранга лезли самые разнообразные и нехорошие. К адмиралам и генералам Виктор Леонидович относился как-то с прохладцей и недоверием. И не потому, что сам был лишь капитаном второго ранга и командиром рыболовецкого корыта. Вовсе нет. Никакого чувства ущемленного достоинства или затирания в плане служебного продвижения он не испытывал. Да и на карьеру пока грех было жаловаться. Вот засела внутри какая-то нехорошая заноза, и – все!

Последняя фраза Столетова в сеансе радиосвязи была: «Мы своих людей в беде не бросаем!» Ее Виктор Леонидович запомнил хорошо. И слова эти всегда были для Олешкевича не просто формальными и пустыми. В них и заключалось, по его мысли, понятие о воинской и офицерской чести. Такими словами на флоте не разбрасываются, иные командиры годами пытаются доказать, что у них слово не расходится с делом, а вот не верит им экипаж. И не всякий моряк согласился бы оказаться сейчас на месте старшего помощника Даргеля, пообещай ему командир не бросить в беде, потому что знал бы наверняка – бросит и не задумается. Объяснит потом тысячей отговорок, мол, спасал экипаж, корабль и все такое прочее. Но – бросит. Пообещав.

И Виктор Леонидович Олешкевич тоже не хотел бы сейчас оказаться на месте Николая Даргеля. Даже если его пообещал выручить вице-адмирал. Даже если один из руководителей ГРУ ВМФ России. Даже если сам Столетов.

Вот уже который час ворочался командир «Муромца», пытаясь хоть немного вздремнуть на жестком небольшом диванчике, размышляя, какие самостоятельные действия он может предпринять в поисковой работе, в обход, но не нарушая приказа вице-адмирала.