Морское кладбище

Джонни стал рядом с Хансом Фалком. Врач провел катер между шхер, вывел во фьорд и свернул влево, оставив по правую руку замок Оскарсхолл и музей «Фрама», силуэтами проступавшие в сумерках.

Немного погодя он сбросил скорость.

– Видишь вон там? – показал Ханс.

Серые скалы, словно естественные крепостные укрепления, стеной тянулись на несколько сотен метров вдоль кромки воды, сверху они поросли хвойным лесом.

– Это Редерхёуген.

– Я знаю, – ответил Джонни. Кое-где в окнах он заметил свет. Над вершинами деревьев поднималась высокая крепостная башня с вымпелом наверху. На воде было промозгло и мрачно.

– Построил его мой прадед, – продолжал Ханс. – Сперва он хотел построить усадьбу в Бергене, да такую, что даст фору Кристиану Микельсену с его Гамлехёугеном, ведь он любил посоперничать и был патриотом Бергена, но, не найдя подходящего участка, купил вот этот, вдобавок к недвижимости в Фане. Редерхёуген – один из немногих образчиков готической архитектуры в Норвегии.

– Чем дальше замок, тем лучше для простого народа, таков закон природы, – сказал Джонни.

– А ты радикал, – сердечно рассмеялся Ханс. – Одобряю.

– Ты тоже был радикалом, когда мы беседовали в Бейруте. А теперь толкуешь о старом аристократе, который хотел построить в Норвегии замок. Твой социализм всего лишь уловка, чтобы завлекать дам?

Ханс снисходительно улыбнулся.

– Я социалист и останусь им до самой смерти. Но вдобавок я еще и член семьи. Один из Фалков. И чем старше становлюсь, тем важнее для меня семья. Так будет и с тобой.

– Вряд ли, – сказал Джонни и, отвернувшись от ветра, закурил сигарету.

– Ты знаешь Улава Фалка?

– По рассказам, – ответил Джонни.

Ханс бросил взгляд на воду, которую окутал холодный туман.

– Так вот, я связался с тобой как раз потому, что меня волнуют имя и репутация семьи. САГА – крысиное гнездо, и в ответе за это Улав.

– Фонд, где привилегированные богатеи занимаются благотворительностью, вызывает раздражение, но много ли вреда может принести организация, чьи интересы сосредоточены на норвежской военной истории, на посредничестве в мирных переговорах на Ближнем Востоке и на авторитарных гибридных режимах в Восточной Европе?

– У САГА и Улава две стороны. Та, что ты упомянул, Джонни, – полированная и отлакированная. По сути, просто-напросто прикрытие, скорлупа для шпионажа и использования силовых структур вне парламентского контроля.

Против воли Джонни был заинтригован.

– Связь с разведкой – дело обычное, – согласился он. – Можно назвать массу всяких фондов и компаний, которые служат ширмой для шпионажа. Но то, что ты говоришь, голословные утверждения? Или у тебя есть факты?

– Пожалуй, – сказал Ханс и выключил мотор. – Так уж вышло, что мне довелось много раз говорить с человеком, который в свое время превратил Редерхёуген в разведцентр. Позднее она об этом пожалела и хотела рассказать о содеянном. Я еду с ее похорон. Ты слыхал о Вере Линн?

– Вообще-то нет. – Джонни щелчком отправил сигарету за борт.

– В пятидесятые и шестидесятые годы Вера была известной писательницей. В семидесятом, когда я еще жил с родителями в Бергене, Вера провела у нас всю зиму. Копалась в архивах, искала правду о том, что произошло с семьей в войну, точнее – когда в сороковом году судно «Принцесса Рагнхильд» потерпело крушение. Рукопись оказалась настолько опасна, что спецслужбы конфисковали ее и сожгли.

– Потрясающе, – сказал Джонни. – Но при чем тут я?

Ханс тихонько рассмеялся.

– Как раз сейчас я занят тем, что нанимаю тебя написать мою биографию.

Джонни обернулся к нему.

– Ты шутишь, Ханс. Твою биографию?

Ханс фыркнул, помотал головой.

– Со всей скромностью смею утверждать, что прожил интересную жизнь, а ты в свое время написал действительно хороший мой портрет.

Ситуация становилась все более странной. Джонни представлял себе что угодно, но только не это.

– Почему бы тебе не написать самому?

Ханс хмыкнул.

– Редерхёуген закрывается, как ракушка. Тамошний народ никогда не разговаривает с посторонними, а со мной и подавно. Ну, разве только биограф не начнет расспрашивать    off-the-record[30] про сплетни о любовных романах Ханса Фалка. Вот тогда они разговорятся, да еще как.

– Наверняка, – согласился Джонни, – но чего ты, собственно, хочешь?

– Смерть всегда выводит семью из равновесия. Улав помешан на контроле и держит всех железной хваткой. Его мать, Вера Линн, оставила завещание, и разузнать о его содержании, скажем так, в моих интересах. Единственная проблема – сведения о его местонахождении она унесла с собой в могилу.

– Ты хочешь, чтобы я помог тебе разобраться с наследством?

– Речь идет о значительных ценностях. У меня есть основания предполагать, что моя семья не обойдена в завещании. Мы говорим о собственности, стоящей сотни миллионов, а может, и больше. Мне бы хотелось, чтоб ты выяснил, где находится Верино завещание и каково его содержание.

– И как мне это сделать?