Обычно Ник никогда не спорил, когда она говорила таким жестким тоном. Но сейчас он был взволнован, поэтому спросил:
— А что, если все-таки вернется?
Кто- то постучал в дверь.
В животе у Ника тоскливо заныло. Дилан заглянул в комнату и кивнул ему.
— Как у вас дела?
— Что ты здесь делаешь? — спросил Ник.
— У нас все в порядке, — ответила за него мама. — А в чем дело?
Дилан не обратил внимания на ее слова.
— Я буду присматривать за твоей матерью, — сказал он Нику поверх ее головы. — Пока ей не станет лучше. О'кей?
Ник судорожно сглотнул, почувствовав, как часть бремени беспокойства и вины свалилась с его плеч. Дилан был крутым. Он сказал, что найдет его маму, и он ее нашел. Если он хочет присматривать за ней, это хорошо. Это отлично. Кто-то же должен это делать.
Ник пожал плечами.
— Да, о'кей.
Дилан снова кивнул ему, словно подтверждая, что они договорились. После этого Нику стало намного лучше, чем когда он заметил синяки у мамы на шее.
— Ладно. Тогда я пошел за супом, — сказал Дилан, обращаясь к маме.
Дверь за ним тихонько закрылась.
Мама сидела на краешке кровати, закусив губу.
Внутри у Ника все задрожало.
— Мама?
Она перевела на него взгляд и улыбнулась теплой и такой знакомой улыбкой. Дрожь прошла.
— Может, хоть теперь ты немного поспишь? — спросила она.
Теперь он мог заснуть, потому что она была здесь. А возможно, и потому, что здесь был Дилан, который присматривал за ней.
Ник уютно устроился под одеялом, а когда мама наклонилась, чтобы поцеловать его, он обеими руками обхватил ее, как делал, когда был совсем маленьким. Теперь он уже был в состоянии отпустить ее.
Реджина закрыла за собой дверь в спальню и прислонилась к косяку, чувствуя, как сжалось горло, как бьется пульс. Она закрыла глаза и прижалась израненными ладонями к гладкому прохладному дереву. Она никогда не приводила в свою квартиру мужчин. Никогда. Ник всегда был первым.
Реджина тяжело вздохнула. Именно поэтому она и не могла не обращать внимания на страхи сына или лишить Дилана героического ореола в его глазах. Если Ник в его присутствии чувствует себя лучше, если это освобождает его от тревожных мыслей, она будет благодарна Дилану за то, что он здесь… и неважно, по какой причине.
Ее сознание боролось с этими мыслями, они тревожили ее, не складывались вместе, а она все пыталась как-то их совместить, как будто снова была в седьмом классе и билась над уравнением, которое никак не решалось. Возможно, если бы она была более сильна в алгебре, то пошла бы в колледж, вместо того чтобы работать посудомойкой, учеником повара и поваром линии раздачи в «Перфеттос».
Она вспомнила, что сказала Алэну о своей беременности поздно ночью, когда вечернее обслуживание закончилось, персонал покончил с выпивкой и все разошлись по домам. Алэн подшучивал над тем, что она целый вечер пила только газированную воду, и она до последнего момента не теряла надежду, что он заметил это, потому что обращал на нее внимание. Она предложила отвезти его к себе домой. Он не был пьяным вдребезги, но набрался достаточно, чтобы садиться за руль стало опасно. Достаточно, чтобы ему захотелось ее. А она… Что ж, она хотела его всегда.
Поэтому она все сказала ему, стоя у себя в гостиной и нервно ломая руки, и в голосе ее, который то повышался, то падал, звучали надежда и желание оправдаться.
Он больше никогда не приходил к ней домой. Сволочь, скорее по привычке устало подумала она.
Но Дилан был здесь.
И сейчас нес ей суп.
И несмотря на то что Реджина все знала наперед и понимала, что лишь отдаляет момент неминуемого разочарования, она все-таки накрыла стол на двоих.
Она услышала, как он поднимается по лестнице, и ее глупое сердце учащенно забилось. Она открыла дверь.
Он смотрел прямо ей в лицо.
— Нам нужно поговорить.
Она с трудом сдержалась, чтобы не поморщиться.
— О чем? Ты хочешь сказать, что мы можем остаться друзьями? Или что дело здесь не в тебе, а во мне?
Он смотрел на нее хмурым, тяжелым взглядом.
— Прости, — пробормотала она. — День был очень бурным.
Взгляд его скользнул по кольцу кровоподтеков у нее на шее. На мгновение в этих черных как смоль глазах мелькнула тень каких-то чувств, но тут же пропала.
— Да, — сказал он.
Он прошел за ней в маленькую кухоньку и увидел там белые тарелки и зажженные свечи. Бровь его удивленно приподнялась.
Реджина почувствовала, как в ней нарастает смущение, теплом разливаясь под кожей. Она злилась на себя за это и злилась на него за то, что он это заметил.
— Старый ресторанный фокус, — сказала она, разливая по тарелкам суп, мамин куриный суп с овощами, подходивший на все случаи. — Горящие свечи способствуют хорошей еде.
Он отнес тарелки на стол.
— И хорошей компании.
Она подсела к нему.
— Ты хочешь сказать, что в полумраке я лучше выгляжу?
— Тебе это идет. — Они сидели напротив и смотрели друг на друга. — Так у тебя сияют глаза.
Еще одна стрела, прямо в сердце. Она крепче сжала ложку, чтобы скрыть, как задрожали руки.
— Вкусный суп, — заметил Дилан.
— Два комплимента подряд. Осторожнее, а то я начну воспринимать все серьезно.