Смотрю на начальника тыла Митрофана Ивановича Москаленко. Его бас по-прежнему заглушает все остальные голоса. А волосы на голове сильно побелели…
В дружеской беседе как будто сползала с плеч тяжелая ноша. Что бы ни было, а флот и армия в Кронштадте! Боевой приказ выполнен, а для всякого военного человека это дело чести и жизни.
Вопрос о «гибели» «Минска» все же меня беспокоил. Откуда такие сведения?
Недалеко от меня сидел Г. Е. Пилиповский. Он стал тихо объяснять:
— В самый разгар боя с фашистскими самолетами на крейсере перехватили чью-то искаженную радиограмму… Ясно было только одно: «Минск» подорвался на мине… Ну, а ведь это обычно плохо кончается. Вот и записали вас в покойники!
— Да. Чуть-чуть так не случилось.
Штаб флота занял свои старые помещения. Но многие кабинеты пустовали: их хозяева погибли. Нужно было срочно наладить работу штаба, укомплектовать его людьми. На наше счастье, люди были: расформировывалась Кронштадтская военно-морская база. Часть офицеров ее штаба перешла к нам.
Укрытого и защищенного командного пункта в, Кронштадте не было, поэтому комфлот приказал срочно готовить береговой флагманский командный пункт. Инженеры предложили оригинальное решение, и БФКП был создан под землей всего за несколько дней.
В садике штаба строители вырыли глубокий котлован, поместили в него большущую цистерну с двумя горловинами для входа и выхода. Внутренность цистерны отделали деревом и линкрустом, подали сюда связь. Поначалу все шло хорошо. Но первый же близкий разрыв фашистской бомбы так нас всех оглушил в этой бочке, что мы разом покинули новое убежище и больше туда не возвращались. Вскоре большой холм над нашим неудачным КП зарос зеленью и остался памятником прошлому.
Надо было быстро врастать в новую обстановку. Война не знает перерывов для отдыха. Начальник оперативного отдела штаба приступил к подбору сухопутных карт, справок и донесений. Сухопутная обстановка нас, конечно, очень беспокоила.
А с запада все приходили суда. На улицах, примыкавших к гавани, стояли пожилые мужчины, женщины с детьми, терпеливые и молчаливые. Они искали глазами родных и близких среди людей, сходивших с кораблей. А те шли строем по 50 и 100 человек. Странный вид был у этих подразделений. Здесь не определить: матрос ли это, командир или сугубо штатский человек. Все одеты во что попало. Это люди, вытащенные из воды. Полуживых, мокрых, матросы вели их в кубрик и вместо промокшей одежды предлагали то, что находили в своих рундуках. И сейчас на одних белые, чистые, но очень короткие брюки, кителя не по росту, другие — в тельняшках, а то и в одной шинели, накинутой на голое тело. Команды эти направлялись во флотский экипаж. После бани, или, как принято говорить на флоте, после «санобработки», все моряки получали новое, положенное по должности обмундирование и выглядели первогодками. Таким блестящим, с иголочки, офицером встретил я моего старого друга интенданта 1 ранга Пешкова и нашего писателя Михайловского. Оба плавали в воде, пока их не подобрали сторожевые катера.
Но не все наши сослуживцы смогли пройти через Кронштадт в составе таких «команд». Многие не дошли до родной земли. Их поглотило море…
Спустились осенние сумерки. А у ворот Усть-Рогатки и у пристаней в Петровском парке все стояли и стояли кронштадтцы, ожидая своих близких…
Главные силы флота уже включались в будничную боевую жизнь. Одни корабли ждали очереди войти в док для срочного исправления повреждений, другие жадно сосали из барж топливо и принимали боезапасы. Линкоры и крейсера готовы были открыть огонь по врагу по первому требованию.
Зорко несли вахту зенитчики. В любой момент могли появиться «юнкерсы», «мессершмитты».
С моря все подходили и подходили транспорты, их надо было быстро разгружать от пассажиров или направлять в Ленинград. Тральщики, эти поистине героические труженики моря, буксировали те суда, которые не могли идти своим ходом, вместе со сторожевыми катерами снимали с островов Финского залива спасенных людей и доставляли их в Кронштадт. Работа эта продолжалась несколько дней и ночей. Штаб должен был руководить ею, давать указания о месте швартовок, о машинах для приема раненых, предупреждать госпитали и тыл флота.
Утром 30 августа оперативный дежурный по штабу капитан 3 ранга В. И. Андреев доложил мне:
— Перехвачено открытое радио фашистов. Они уверяют, что под Таллином убито сорок тысяч «красных», крейсер «Киров» якобы сильно поврежден, потоплено еще два крейсера и двести транспортов…
— Только-то всего?! — заметил я. — Если фашистам надо так нахально врать, значит, дорогой ценой достался им Таллин. Кстати, сколько войск уже прибыло в Ленинград? — спросил я начальника оперативного отдела. Пилиповский порылся в справках:
— По предварительным данным, не менее семнадцати тысяч бойцов…
— Думаю, это будет неплохая помощь Ленинграду. Ну, а что слышно о противнике на море, кроме его брехни в эфире?
Андреев продолжал:
— Наши подводные лодки на позициях у входа в Финский и Рижский заливы противника не обнаружили.