Морской фронт

И вообще, в те дни было не до споров. В Кронштадте не стихал гром двенадцатидюймовок линкора «Марат». Ему вторили орудия линкора «Октябрьская революция». Корабли Отряда реки Невы стреляли из района Усть-Ижора. Они вели огонь по фашистским войскам, подошедшим уже к Ивановским порогам. Две канлодки беспрерывно поддерживали войска 23-й армии в районе Сестрорецка.

Гитлеровцы пошли на страшную подлость. Они обрушивали на город сотни снарядов утром, когда рабочие отправлялись на работу, и вечером, когда люди возвращались с заводов. Так было 5 сентября. Сотни мирных жителей были убиты и ранены. Многие дома на Роменской и Глазовой улицах превратились в руины. Это было дикое варварство. Только оголтелые враги человечества могли решиться на такое. Ненависть и жажда мести за невинные жертвы жгли сердца советских солдат и матросов.

Морская разведка установила, что фашистские артиллеристы стреляли по городу вначале из района Тосно, но, опасаясь нашего возмездия, быстро перекочевали в районы Стрельны, Урицка, Володарского и Пушкина. Звоню И. И. Грену:

— Долго еще гитлеровцы будут безнаказанно обстреливать город?

— Не беспокойся. Мы разработали надежные методы контрбатарейной борьбы. Скоро фашисты запищат. Будь уверен!

Грен зря слов на ветер не бросал. После разговора с ним на душе стало немного легче.

Под Ленинградом разыгрывались крупные события, обстановка непрерывно менялась, и командующему флотом приходилось почти все время проводить в штабе фронта. К тому же добрая половина наших кораблей стояла на Неве. Лишь поздно вечером В. Ф. Трибуц возвращался на катере в Кронштадт, выслушивал доклады, давал указания на следующий день и утром вновь уходил в Ленинград.

Комфлот, используя большой штаб морской обороны Ленинграда, базировавшийся в городе, часто вынужден был давать приказания непосредственно кораблям в Неве и Ладожской военной флотилии. Явно чувствовалось, что наличие двух штабов — морской обороны Ленинграда и штаба флота в Кронштадте — в создавшейся обстановке было лишним. Но напряженная обстановка не позволяла нам тогда заниматься решением каких-либо организационных проблем, поскольку все силы были сосредоточены на том, чтобы остановить врага, спасти Ленинград.

Как-то поздно вечером, вернувшись из Ленинграда, вице-адмирал Трибуц подошел к сухопутной карте.

— Да, все так… — медленно проговорил он.

Я понял, что он вспоминает карту обстановки, которую видел в штабе фронта, и сличает ее с нашей.

— Как дела на фронте? — спросил я.

— Прет, дьявол. Подтягивает новые силы. Хотя и молотим его, но пока лезет…

Я понял, что такой вопрос можно было и не задавать: трудно на него отвечать, к тому же все фронтовые дела были ясно отражены на нашей карте…

Рано утром комфлот вновь на катере уходил в Ленинград. Я провожал его на пристани и предупредил, что вчера на Петровском фарватере обнаружена мина, ее еще не подорвали. Кроме того, в Ленинграде опять артобстрел… В ответ на мои предостережения он только улыбнулся и махнул рукой.

Быстроходный катер рванул с места и скоро исчез за молом. Виднелась лишь двигавшаяся над каменной стеной невысокая мачта и на ней ярко-красный флаг с тремя белыми звездами.

Получили донесение от генерала Елисеева с тревожным сообщением: противник начал наступление на Моонзундский архипелаг. Следовало ожидать, что враг сосредоточит значительные силы и создаст превосходство не только на земле, но и в воздухе. Наш гарнизон на островах едва превышал двадцать три тысячи бойцов. Это же меньше двух дивизий! При совершенно слабой ПВО из двадцати пяти — тридцати зенитных орудий. А мы ничем не могли помочь гарнизонам островов. Вся флотская авиация использовалась фронтом для отражения врага, наступающего на Ленинград. Не было у нас и свободных войск, Одна надежда — на героизм наших солдат и матросов. Мы узнали, что гарнизон маленького острова Осмуссар, где стояла всего лишь одна батарея, отбил вражеский десант, подошедший на двадцати катерах и мотолодках.

Батареи на островах Моонзундского архипелага и на полуострове Ханко вместе с минными заграждениями закрывали врагу путь в Финский залив и тем самым прикрывали Ленинград на дальних морских подступах. Мы понимали, что гарнизоны Моонзундских островов и Ханко оттягивают на себя большие силы противника, которые могли быть брошены на Ленинград.

Наши корабли нарушали коммуникации противника в Финском и Рижском заливах, срывали питание фашистской армии. Бомбардировки Берлина, проводившиеся с аэродромов Эзеля, наводили панику в Германии. В этом и был смысл обороны Моонзунда и Ханко, хотя они и оказались в глубоком тылу у противника.

Фашистское командование бесновалось. Оно торопилось захватить острова. Пятьдесят тысяч солдат насчитывала группировка, участвовавшая в этой операции. Ее поддерживали шестьдесят самолетов, легкие силы флота и авиадесантные части.

Гитлеровцы начали наступление с востока, с той стороны, где всего слабее была наша противодесантная оборона (ведь мы готовились отражать противника с запада!).

Донесения с Моонзунда были немедленно доложены комфлоту в Ленинград.