Морской фронт

А вот и Ленинград, мой родной город. Всматриваюсь в него, в знакомые с детства улицы и дома. Хочется спросить: «Ну, старина, как себя чувствуешь?» Впрочем, что спрашивать, если и так все ясно: город прикрыл глаза и сурово нахмурился. Дома на перекрестках улиц превратились в артиллерийские и пулеметные точки. В амбразурах дотов видны стальные дула. Улицы и проспекты перегорожены противотанковыми надолбами. Для проезда оставлены узкие проходы. Зеркальные витрины магазинов заколочены досками и обложены мешками с песком. Не блестят огнями огромные окна знаменитого Елисеевского магазина. Нет коней на Аничковом мосту. Вместо Медного всадника высится гора из досок и мешков с песком…

Народу на улицах стало меньше, все куда-то суетливо, озабоченно спешат.

Подъезжаем к Смольному. Он отлично замаскирован, камуфлирован грандиозной маскировочной сетью. Даже на близком расстоянии трудно различить контуры здания, утопающего в осенней потускневшей зелени.

Поднимаемся по историческим ступеням. Много военных, но везде привычная чистота. В коридоре приглушенная тишина, лишь редко поскрипывают сапоги. Голоса и стук машинок едва-едва слышны за дверями кабинетов.

В морском отделе штаба Ленфлота я встретил друга детства, капитана 1 ранга В. И. Рутковского. Владимир Иванович — прекрасный офицер-оператор. Образованный, с большим опытом работы в Генеральном штабе, он был к тому же очень жизнерадостным, полным юмора и оптимизма. Эти качества выручали его в самые тяжелые дни в Ленинграде, а затем в Крыму, куда он был послан для выполнения ответственных заданий.

Естественно, чтобы разобраться в обстановке, мы прежде всего явились к В. И. Рутковскому. Я поделился с ним своими опасениями о неточности моих сведений насчет количества семей, подлежащих эвакуации. Владимир Иванович поспешил меня успокоить:

— Юрий Александрович, не унывай. Никто ничего толком не знает. С этим делом явно кто-то протабанил… Заходи после совещания, есть разговор.

В большом кабинете командующего Ленинградским фронтом, у стены, стоял длинный стол, покрытый темным сукном. За столом сидел К. Е. Ворошилов. Вид у него был утомленный. Мне показалось, что он чувствовал себя плохо, был простужен и разговаривал не свойственным ему, тихим и вялым голосом. В кабинете собрались много военных и штатских, среди них было несколько женщин. Все вызванные разместились вокруг стола. Окна кабинета были зашторены черным материалом, поэтому в комнате было душно и мрачно.

Кроме маршала, мы никого в лицо не знали. Здесь собрались командиры частей, начальники военных учреждений и предприятий, представители советских и партийных организаций. Из выступлений мы поняли, что план эвакуации населения не выполнен, допущено много досадной путаницы и просто безалаберщины. Многие ленинградцы со своими семьями отказывались покидать родные гнезда и не решались отпустить детей одних. Многих пугала далекая поездка в незнакомые края. Ведь все имущество, годами накопленное, приходилось бросать на произвол судьбы…

К тому же люди помнили ошибки, допущенные в первые недели войны.

Еще в конце июля из Ленинграда отправили 10 эшелонов, в которых было более 15 тысяч детей. Поезда почему-то направили на запад Ленинградской области. А там уже подходил враг. Чуть ли не под дулами фашистских автоматов эшелоны удалось повернуть обратно в Ленинград. Но когда они прибыли в город, большинство родителей детей уехали в эвакуацию. Детей отправили на восток, но долгое время родители даже не знали их адресов.

Выступавшие на совещании рассказывали, что эшелоны с эвакуированными по многу дней простаивали на запасных путях, бесконечно менялось их направление. В общем, было много неразберихи… Это потому, что в свое время мало думали о войне. На совещании кто-то сказал в свое оправдание: «Помилуйте, кто мог предполагать, что враг окажется под Ленинградом?!» Да, об этом трудно было думать. Но тот факт, что финские аэродромы расположены в десяти минутах полета от Ленинграда, известен был давно, это ко многому нас обязывало…

29 августа из Ленинграда ушли последние поезда. Вскоре после этого станции Мгу и Чудово захватили фашисты. Связь города со страной по железной дороге была прервана.

Маршал Ворошилов сурово требовал ответа: почему не выполняется решение правительства об эвакуации? И нам, флотским, досталось за то, что в Ленинграде застряли много семей военнослужащих.

В итоге всех принятых властями мер удалось эвакуировать всего лишь около 500 тысяч ленинградцев, а надо было вывезти в три раза больше. Таким образом, в блокированном городе осталось почти два с половиной миллиона жителей, да в пригородах 343 тысячи. Но что хуже всего, среди оставшегося населения было 400 тысяч детей…

Совещание закончилось довольно быстро и оставило у нас смутное и тягостное впечатление.

На следующий день Военный совет Ленфронта принял решение продолжать эвакуацию в обязательном порядке и в ближайшее время вывезти не менее миллиона жителей через Шлиссельбург. Но осуществить это решение не удалось: через четыре дня Шлиссельбург занял противник.