Со мной шел начальник связи флота полковник М. А. Зернов. Небольшого роста, полноватый, он был невозмутим, что очень помогало ему в его беспокойной работе. Знающий специалист, старый балтиец, он пользовался на флоте заслуженным уважением. Не реагируя ни на какие доклады о минах, полковник сразу же засел в радиорубке, еще и еще раз проверяя материальную часть и документацию радиосвязи.
— Все в порядке, — доложил он мне, не без труда вылезая из маленькой радиорубки. — Знающие здесь ребята, по пятому году служат, должны были осенью демобилизоваться…
Начальник связи любил своих подчиненных. Я не помню случая, когда бы он говорил о них плохо. Это замечательный воспитатель. Не случайно после войны М. А. Зернов долгое время был начальником Высшего военно-морского училища связи.
Третьим офицером моего «походного штаба» шел капитан 2 ранга Иван Николаевич Ганцов, начальник отдела военных сообщений флота. Ему в военных вопросах подчинялись все «хозяева» торгового и промыслового флотов, и прежде всего Балтийское государственное пароходство с многочисленными судами. Ганцов — фигура колоритная. Небольшого роста, худощавый, очень подвижный и экспансивный, с живым умом, он был прекрасным товарищем, большим патриотом и знатоком своего дела.
— Ну как, Иван Николаевич, придут ваши корабли вовремя? — спросил я.
Ганцов разом оживился, будто только и ждал моего вопроса, и начал подробно докладывать о том, в каком пароходе он не сомневается и какой может нас подвести.
— Ведь они после такого тяжелого перехода должны ремонтироваться. А злая необходимость требует… — тяжело вздохнул он.
Прошли траверз маяка Стирсудден. Пост наблюдения ответил на наши позывные. Нас это порадовало: значит, противник сюда еще не добрался. Решили идти ближе к берегу, он был совершенно пуст. Около редких домиков не видно ни людей, ни домашних животных. К северу от маяка все необычно мертво. Пролив Бьёркезунд сам по себе необычайно красив. Его высокие берега покрыты стройным ярко-зеленым хвойным лесом, а у самой воды тянутся желтые песочные пляжи. Деревня Койвисто (ныне это поселок Приморск) расположилась на низменном берегу подковообразной зеленой бухты. Все строения маленькие и чистенькие, над ними возвышается кирка с тонким готическим шпилем. Она была высокой, виднелась с моря за десятки миль и служила нам всегда хорошим ориентиром.
Бухта Койвисто дорога мне была по далеким воспоминаниям. В юности я плавал матросом на парусниках по финским шхерам. В бухте Койвисто летом собиралось несколько десятков петербургских яхт — от самых маленьких до больших сорокатонных. Отсюда начиналось их плавание по живописным шхерам вплоть до Ботнического залива. Но вспоминалось и другое, уже суровое время, когда в проливе Бьёркезунд базировалась английская эскадра, пришедшая на помощь генералу Юденичу. Отсюда совершили свой бесславный налет на Кронштадт английские торпедные катера… Интервентам пришлось с позором убираться восвояси. Что ж, придет время, и фашистов погоним отсюда.
На рейде Койвисто стояли две наши канонерские лодки, бронекатера и десантные баржи бригады шхерных кораблей. Это была довольно внушительная артиллерийская сила: канлодки имели 130-миллиметровые орудия.
От командира бригады капитана 3 ранга Лазо мы узнали, что личный состав Выборгского укрепленного сектора береговой обороны флота и специальный полк моряков, прикрывавший отход двух дивизий от Выборга, уже доставлены на остров Бьёркё и там организована круговая оборона. Если фашисты появятся на берегу бухты и попытаются форсировать пролив, корабли бригады готовы своим огнем поддержать оборону острова.
Н. Г. Богданов связался с командиром артиллерийского дивизиона Бьёркё. Там тоже все находились в полной боевой готовности. Но вот где фашисты и где наши части — никто не знал. Из Кронштадта мне донесли, что наши дозорные корабли за весь день противника в море ни разу не обнаружили и что два транспорта уже вышли из Ленинградского порта. Ганцов обрадовался:
— Значит, ночью придут.
Мы ошвартовались у пирса.
Берег лежал перед нами пустынный и таинственный. Мы решили, что пехотинцы укрываются в лесу. Послали туда в двух направлениях матросов. Вскоре на пирсе объявились несколько армейцев. Они оказались командирами рот разных полков и разных дивизий. Вид у них мрачный, лица измученные, голоса хриплые. Многие плохо слышали. Видно, крепко досталось товарищам. Спрашиваю:
— Раненых много?
— Много.
Я рассказал о цели нашего прихода сюда и приказал срочно разыскать кого-либо из командиров дивизий, подчеркнув, что дорога каждая минута.
Стало темнеть, за лесом вырисовывалось зарево пожарищ и слышалась стрельба.
На берег прибыл командир одной из дивизий с остатками штаба и политотдела. Устал он не меньше других, но держался бодро. Подтянутый, строгий, он быстро вошел в курс дела. Мы с ним составили план действий. Надо было прежде всего организовать прикрытие отхода, собрать наиболее боеспособные роты.
— У меня нет ни орудий, ни танков, — предупредил он.
— Ничего, у нас на кораблях стотридцатимиллиметровые пушки, поддержим.