Морской князь

Слушая их, Дарник уже не сомневался, что бирема непременно будет принадлежать ему. Причем хотелось сделать так, чтобы гордые ромеи сами присягнули ему на верность.

2

В Варагесе князя поджидал дополнительный подарок – посланные из Утеса на его поиски Радим с Баженом. Дарника развеселил такой выбор посланцев: бойкого женского угодника и застенчивого писаря. Отдал должное и тому, что они все же как-то сумели разыскать само тервигское городище, значит, уже молодцы.

– Пришли помогать мне бить ромеев?! – приветствовал он гридей, еще даже не сходя с коня.

– Конечно, только на день опоздали, кажется, – нашелся с подходящим ответом Радим.

Но князь уже не обращал на них внимания, направляясь к Агиливу с Сигибердом с рассказом о своем походе и с просьбой разместить на ночлег еще трех привезенных с собой нахлебников-уличей. Заодно хотел договориться о покупке или изготовлении сорока пар теплой кожаной обувки. Четыре солида за это были прекрасной ценой, еще два солида Дарник передал Сигиберду на съестные припасы для ромеев.

К гридям-посланцам, терпеливо поджидавшим его во дворе, он вернулся только после сытной вечерней трапезы.

– Что с Корнеем? Умер?

– Нет, живучим оказался. Уже поправляется, – Радим продолжал быть веселым и дерзким, зная, что князь ценит смелость больше любой покорности.

Ничто другое об Утесе Дарника пока не интересовало, и он просто ждал, что еще скажут ему посланцы.

– Мы не видели тебя уже три недели. И хотели бы знать, когда увидим? – тихо и как-то очень проникновенно спросил вдруг Бажен.

– Когда появится в вас нужда, тогда и увидите, – князь постарался чуть смягчить свой отказ. – Пришлете здорового Корнея, может быть, и приеду.

– А ловко ты у нас, князь, увел всех лошадей и половину оружия, мы, как простаки, тебе и поверили, – Радим вроде бы и хвалил, и одновременно язвительно упрекал.

Дарник едва удержался от напоминания дерзкому гридю, что все оружие, доспехи и даже кони у них не свои, а княжеские. Гораздо уместнее это будет сказать какому-нибудь постороннему слушателю его жалоб. И было бы совсем хорошо, если бы этот посторонний умник не забыл сказать Радиму, что им еще сильно повезло, что князь вообще не стал их наказывать впрямую, а всего лишь такой маленькой шуткой.

– Если бы вы так не боялись идти на ромеев, сохранили бы и коней, и оружие.

– Нам сказали, что твоя ставка теперь в Смоли… – начал было Бажен, но Радим его перебил:

– Ну да, нас оставил мерзнуть в сырых пещерах, а сам выбрал теплые бревна со слабаками-ополченцами!

Самым лучшим было просто не отвечать на это.

– Вас оставить здесь с ночевкой или поедете в Утес на ночь глядя?

Гриди молчали. Дарник знаком подозвал издали наблюдавшего за ними Свиря:

– Приткни этих молодцов куда-нибудь на ночь, а утром пусть уезжают.

Но в Утесе недаром выбрали Радима в переговорщики. Полдня и одной ночи в Варагесе ему хватило, чтобы, не зная ни одного слова по-готски, охмурить в городище молодую вдовицу с двумя детьми. И наутро князя разбудил громко хохочущий Свирь:

– Ты теперь не сможешь запретить Радиму приезжать сюда, когда ему захочется!

На дворе Дарника поджидал Сигиберд с сорокалетним тервигом, отцом охмуренной вдовы. Тот мог говорить с князем только через толмача.

– Баламер спрашивает, можно ли доверить дочь и внуков твоему Радиму? – перевел Сигиберд слова обеспокоенного «тестя».

В ответ Дарник сказал, что сначала должен переговорить с самим гридем.

– Ты очень сильно вляпался, – принялся отчитывать Радима князь, отведя его подальше от чужих ушей. – Меня попросили княжеским словом поручиться за благополучие твоей зазнобы и двоих ее детей. Ты что делаешь?! Ведь, если с ней будет что не так, полетит и твоя голова, и твоего напарника.

– А я что? Я ничего. Я в самом деле жениться хочу. Без женщины мне никак, – оправдывался любвеобильный гридь. – Никто ее и пальцем тронуть не посмеет в Утесе, если ты об этом.

Ну что с ним таким можно было сделать? Только согласиться. А что там скромняга-писарь? Тот уныло стоял невдалеке у коновязи и робко посматривал, как князя атаковали Беляй со Свирем: позволь, князь, Бажену остаться с нами, он очень просится.

– Он лучше всех знает ромейскую грамоту и, вообще, всегда был против Гривы, – горячо доказывал Свирь.

– Его там скоро все затюкают, – вторил оруженосцу тиун-знаменосец.

– Ну а как его будем забирать: с конем или без коня? – слабо сопротивлялся князь.

– Конечно, с конем. Это же его конь с начала зимовки, – для Свиря все было ясно как день.

– Тервиги наверняка дадут за свою вдову лошадь, вот и Утес останется не внакладе, – нашел выход Беляй.

Тервиги в качестве приданого выделили не просто лошадь, а лошадь с санями, нагруженными одеждой, одеялами, кухонной утварью и мешком ячменя, чья ценность в середине зимы стала выше равного ему по весу мяса. На санях в удобном гнезде среди мягких вещей сидела ошеломленная своей новой судьбой вдова и дожидалась сигнала трогаться в путь. Провожать суженую взялись два ее взрослых брата, взяв к себе на седло по малолетнему племяннику.