Морской разбойник и торговцы неграми

Утопленный негр, Кафрский переводчик... ничего не было забыто, только говорят, что когда Бенуа стал просить у атамана о последней милости позволить ему написать письмо к Катерине и Томасу и доставить его во Францию, а также дать еще раз поцеловать ему портрет его жены и венок из васильков, ею сплетенный, то атаман не только отказал ему в этом, но еще и посмеялся над ним.

Наконец в тот же самый вечер Брюлар перешел на взятый им корабль «Катерина», а управление разбойничим судном поручил своему помощнику Кривому.

Груз его состоял из пятидесяти одного негра, купленных шкипером Бенуа, не считая Атар-Гюля, и двадцати трех больших Намаков, полученных им в обмен за господина Бенуа и матросов «Катерины», эти негры были также закованы в железо и посажены на его судно...

В точности неизвестно, что случилось с Бенуа и его матросами, только один из разбойников, служивший при этой экспедиции переводчиком, рассказывал своим товарищам, по возвращении, что вся деревня малых Намаков, мужчины и женщины, дети и старики сбежались на берег, были вне себя от радости, и указывая на матросов Бенуа и на несчастного шкипера, связанных и лежащих на земле, пели поглаживая себе брюхо:

«Мы похороним их тут, в нашей утробе, это будет славная могила для белых людей, мы похороним их тут, и принесем в жертву глаза их и зубы великому Томав-Ову (идолу)».

— Ну, теперь, — сказал атаман Брюлар, — пойдем к острову Ямайка и если из сотни негров останется у нас хотя бы тридцать в живых по две тысячи франков за штуку, то это будет для меня золотая сделка, чистый барыш. — И потом, как всегда, он ушел в свою каюту, и заперся там на ключ, сказав разбойникам:

— Того из вас, кто осмелится войти ко мне раньше завтрашнего утра, я швырну в море за борт!

Что он делал там в взаперти каждую ночь? Для чего такое уединение? Зачем свеча горела там беспрестанно?

Этого не знал никто из разбойников.

ГЛАВА X В трюме

Атаман Брюлар велел перевезти на корабль «Катерина» все свои вещи и мебель: стол, запачканный салом и вином, старый сундук, в котором ровно ничего не было, синюю разорванную грязную рубашку, толстую дубину и оловянную кружку с ромом.

Войдя в каюту несчастного шкипера Бенуа, он был приятно удивлен богатством, там находившимся. Во-первых он взял соломенную шляпу и надел ее себе на голову, потом оделся в шкиперскую куртку и панталоны, правда все это было для него очень узко, очень коротко, за то он и осыпал проклятиями и ругательствами прежнего хозяина этих вещей. Но он не думал о щегольстве и довольствовался тем, что нашел. И на другой день утром, встав с постели и одевшись перед зеркалом в новое свое платье, сказал:

— Какой молодец я стал теперь, черт возьми! Ни что так не меняет наружность человека, как платье!

Потом он с аппетитом позавтракал куском трески, ломтем голландского сыра и тремя кружками водки, а после того спустился под палубу, чтобы осмотреть негров; со вчерашнего дня большие Намаки были несколько забыты, покинуты, но что делать! В продолжение этого времени случилось столько важных происшествий, что право некогда было думать о них.

А потом около полудня атаман Брюлар спустился под палубу, весьма просторно устроенную для помещения негров. Свет проходил туда сверху сквозь решетчатое окно.

Брюлар начал осмотр своего корабля с правой стороны.

О, тут находились только одни ребята, бедные и слабые творения, служащие можно сказать мелкой ходячей монетой в этом торге человеческим мясом. Эти черные ребятишки играли тут точно так же, как будто бы они были на цветущих и тенистых берегах Красной реки, в родной стране своей.

Брюлар прошел мимо и нечаянно придавил своей ногой в темноте одного ребенка, который испустил пронзительный крик.

— Зачем ты суешься мне под ноги, проклятый африканский поросенок, — сказал Брюлар.

И он продолжал идти дальше под палубой корабля, будучи весьма недовольным этими негритятами, которые плохо идут в продажу... Но когда он дошел до отделения больших негров мужского пола, то улыбка удовольствия показалась на губах его.

Это были все здоровые и сильные люди, крепкого телосложения. А потому атаман с жадным любопытством осматривал их широкие плечи, жилистые руки и ноги, и хотя они были все скованы, однако же нельзя было сомневаться в их силе, ибо они были здоровы и молоды. (Старшему из них не было и тридцати лет от роду.)

Эти взрослые негры не подражали счастливой и простодушной беспечности ребят, ибо они лучше понимали свое положение.

Некоторые из них сидели неподвижно, повеся голову на грудь, и потупив в землю мутные и бессмысленные глаза.

Другие ломали себе руки, скрипели зубами и выли.

Иные старались проглотить свой язык и тем задушить себя, род смерти, как говорят, довольно обыкновенно употребляемый у диких.

Другие лежали в растяжку на полу и в бешенстве и отчаянии бились ногами, тщетно стараясь разорвать свои оковы.