Морской разбойник. Морские разбойники

Поэтому, когда подошел этот человек, державший их будущее в своих руках, она, проявив большое присутствие духа, встретила его, сохраняя полное спокойствие и как бы не имея никаких причин на что-нибудь жаловаться. Но тем не менее ей трудно было найти надлежащий тон, так как в течение последних дней они только раскланивались и не обменялись ни словом.

Между тем капитан, по-видимому, расположен был поговорить. Прежде всего не надо было, чтобы он заметил, что они догадались о настоящем характере корабля и о его капитане, а потому, когда пират, вежливо раскланявшись, подошел к ним, она встретила его как бы легким упреком.

— Правду сказать, капитан, я думала, что вы нас высадите на одном из этих островов, но, по-видимому, вы нашли место и время для этого неподходящим. Нам совестно, наконец, пользоваться так долго вашим гостеприимством и злоупотреблять вашей любезностью, тем более, что вы уступили нам свою каюту.

— Вы напрасно беспокоитесь, леди, моя каюта исполняет теперь свое лучшее предназначение, — возразил Морской Разбойник с любезной улыбкой. — Ваше общество доставляет мне огромное удовольствие, и, насколько от меня зависит, я желал бы продлить его возможно дольше.

— Ваша любезность не удивляет, так как вы нас давно уже приучили к ней. Поверьте, капитан, что мы умеем ее ценить.

Капитан поклонился и хотел что-то возразить, но она продолжала:

— Пусть так, но если это даже не одна только любезность, вы, во всяком случае, не так себялюбивы, чтобы отнять радость свидания с нами у тех, кто нас ждет с таким нетерпением. Вы, конечно, должны подумать о наших близких родственниках. Генерал Грэйзон ждет не дождется свидания с дочерью, и Гертруда умирает от нетерпения обнять своего отца. Если у вас, капитан, есть близкие люди, если вы знаете, что значит долгая разлука с ними, вы, конечно, сделаете все, что только в вашей власти, чтобы не мучить эту девушку.

Морской Разбойник ничего не ответил.

Как в то утро, когда на корабле произошел бунт, он стоял, отвернувшись, с каким-то странным выражением в глазах, точно хотел что-то вспомнить, и тень на его лице выдавала затаенное душевное страдание.

Мистрис Эллис, конечно, не могла знать, какие чувства владеют им в эту минуту, но по его лицу она видела, что в его душе происходит борьба и что ее слова затронули больное место. По-видимому, это был удобный случай повлиять на его решение, и необходимо было этим воспользоваться.

Но, прежде чем она открыла рот и начала говорить, он вдруг повернулся к ней и в упор посмотрел на нес. Некоторое время он разглядывал ее черты, как будто искал в них что-то забытое, как будто перед ним носились обрывки воспоминаний и тени полузабытых образов…

Наконец он спросил ее глухим и мягким, точно не своим голосом:

— А вы, сударыня… кто вас ожидает?

— Меня? У меня почти никого нет на свете. Мои родители давно умерли, а единственный брат…

— Значит, у вас был брат, — прервал он ее.

— Да, единственный брат, но я потеряла его еще мальчиком. Это длинная семейная история, которая не может вас интересовать.

— Кто знает… — Морской Разбойник прошептал эти слова и спросил громко:

— Где и как он умер? Были ли вы при его смерти? Мистрис Эллис покачала головой.

— Мой отец был капитаном в королевском флоте; вы, вероятно, знаете, что в этом положении можно достичь почестей, но не составить состояния. Поэтому мой брат почти совсем еще ребенком должен был оставить нас, и только несколько лет спустя наши друзья известили о его смерти.

— Ваши слова, сударыня, вызывают во мне глубокое участие…

Внизу в это время кто-то крикнул:

— Гало! Кто там?

Это восклицание относилось к матросу, искавшему, по-видимому, какой-то инструмент в маленькой кладовой, находившейся в нижней части судна.

— Это я, Фид! — последовал быстрый ответ, и затем тот, кого звали этим именем, высунул голову в люк.

Морской Разбойник улыбнулся.

— Этот малый очень кстати оказался здесь, — сказал он, обращаясь к мистрис Эллис. — Я расположен сегодня послушать рассказ о чьей-нибудь посторонней судьбе, а этот человек, без сомнения, может нам кое-что рассказать такое, что давно вызывает во мне глубокое любопытство и серьезный интерес. Я имею в виду историю жизни нашего друга мистера Вильдера.

С этими словами он позвал матроса наверх.

Фид последовал приказанию с возможной поспешностью и вскоре стоял перед дамами в почтительной позе с шапкой в руках.

— Ну-ка, Фид, скажи, — дружелюбно заговорил капитан, — ты уже давно здесь? Как же ты себя чувствуешь? Доволен ли ты своим положением здесь?

— Вполне, ваша милость, — ответил Фид, не задумываясь. — Такое прекрасное судно нескоро найдешь.

— А служба на борту? Нравится ли тебе и готов ли ты с охотой сделать, что придется?