Морской скорпион

Сергею сейчас было хорошо. Он давно забыл про скорпиона и свою обиду. Ему было приятно, что она сейчас этим предложением напомнила о том, что они близки. И сам ее наивный вопрос об арбузе умилил его, потому что он в нем ощутил неосознанное чувство справедливости, то есть что Володю, который уже дважды был в воде, нельзя снова пускать за арбузом.

Все принялись за еще теплых перепелок, раздирая их руками, высасывая жир во время надкуса, с чмоканьем и хрустом переламывая их необыкновенно вкусные косточки. Сергею казалось, что он никогда ими не наестся, но, приступая ко второй, он почувствовал, что явно сбавляет темпы.

Какие нежные кости, подумал Сергей в это время, прислушиваясь к хрусту косточек во рту. И вдруг музыка каких-то строчек, связанных с тем, что он сейчас подумал, мелькнула у него в голове. Но каких, подумал он, никак не припоминая эти строчки и в то же время по тревожному чувству, охватившему его, понимая, что это важные для него строчки. Но разве могут быть важные для меня строчки, подумал он, связанные с поеданием перепелок или другой какой-нибудь дичи? Он ничего не мог припомнить, но чувствовал, что в голове застрял какой-то обрывок поэтической мелодии.

"Нет, - подумал он, - надо припомнить все, как было. Я приступил к третьей перепелке, отломил ей лапку, отправил в рот и... ну да! и подумал: какие нежные кости. Что же это означает? Нежные кости... Их нежные кости... Точно!

Их нежные кости всосала грязь..."

Теперь он ясно вспомнил. Это было знаменитое стихотворение о революционном терроре. В юности оно ему беспредельно нравилось своим непонятным (тогда казалось - понятным!) могучим пафосом готовности идти сквозь любую кровь и грязь во имя высокой революционной цели.

- Сергей Тимурович, вы меня слышите?! - услышал Сергей сквозь пелену раздумья и, вздрогнув, опомнился.

- Да!

- ...Скажите, чем объяснить, что среди кавказцев столько интересных мужчин? - спросила жена летчика и посмотрела на геолога.

- Не знаю, - ответил тот, ковыряясь в зубах спичкой, и, усмехнувшись, добавил: - Один наш старый писатель сказал, что это признак вырождения нации.

- Значит, нация, в которой мало красивых мужчин, {298} расцветает? спросила она, бросив иронический взгляд на мужа, хотя муж ее выглядел вполне прилично.

- Не знаю, - холодно ответил геолог, показывая, что не собирается никаким образом впутываться в ее отношения с мужем.

- А вы как историк что нам скажете? - обратилась она к Сергею.

Ничего не замечая вокруг, Сергей смотрел на огонь, думая о чем-то своем. Жена слегка толкнула его в бок, одновременно отвечая на улыбки компании улыбкой, призывающей к легкому снисхождению по отношению к странностям этого человека. Ведь вот она ничего, привыкла к этим странностям, живет.

- Сергей Тимурович, вы меня слышите? - услышал он вновь голос жены летчика.

- Откуда я знаю, - ответил Сергей, едва сдерживая вспышку бешенства. Как и все люди, склонные отдаваться работе воображения, он не любил, когда его возвращали к действительности.

Да и как ответишь на этот вопрос, где статистика? Впрочем, и без статистики это видно. Просто яркость черт, свойственная южным народам, придает им мужественный вид, а мужественный вид - это уже почти вся красота мужчины. И наоборот, яркость черт делает женщин-южанок менее привлекательными, если они, эти черты, недостаточно пропорциональны.

- Оставим мужчин, мы не древние греки, - сказал старик Сундарев, лучше выпьем за женщин...

- А что вы делали в Индии? - спросил Сергей у старика Сундарева.

- Что я делал? - повторил тот, задумавшись. - Я был молод, богат, изучал искусства Востока...

- И его бардаки, - вставил Андрей Таркилов, который время от времени подшучивал над стариком. Все, кроме старика, рассмеялись.

- Если хочешь, и бардаки, - отвечал старик, ничуть не смущаясь.

- Пошли, девочки, - сказала жена Володи, вставая, - сколько я знаю Николая Николаевича, он все про одно и то же...

- Мама, я останусь, - крикнула младшая, - я знаю, цто такое бардак - это беспорядок!

Тут уж все расхохотались, улыбнулся и старик Сундарев.

- Правда, дядя Сережа? - обратилась девочка к Сергею. {299}

- Точно, - ответил Сергей, - но тебе все-таки пора спать.

- Нет, я останусь, - упрямо топнула ногой девочка.

- А ну, цыц! - крикнул Володя с той ненапускной строгостью, с которой любящие выпить родители останавливают детские шалости, когда эти шалости грозят испортить застолье.

- Спокойной ночи, - сказали девочки дружно, и маленькая, с неохотой оторвавшись от уюта костра, тут же стала создавать новый уют возле мамы. Она почти волочилась, тыкаясь головой под мышку матери и все обнимая ее другой, соскальзывающей рукой. Смолк гравий под их ногами, стукнула калитка, и они исчезли в темноте.

Стало тихо. Все молчали в ожидании рассказа старика.

- В одном из александрийских заведений, - начал он, - я влюбился так, как никогда в жизни не влюблялся...

Старик опять замолчал и затянулся сигаретой, озарившей его лицо и прямые голые плечи.

- Теплоход, - сказал геолог, и все посмотрели на море. В темноте в сторону пристани двигалась огромная гроздь огней.