Морской спецназ. Звезда героя

Возглавлявший процессию Лопатин хрюкнул, отдавая должное плоской шутке, и, ни разу не обернувшись, скрылся за дверью гальюна. За ним последовал Тихон, потом Плекс. «Неужели пронесло?» – злясь на себя за только что пережитый испуг и поневоле испытывая огромное облегчение, подумал Кокорин. У себя в деревне он не боялся никого и ничего и теперь просто не мог понять, каким образом за каких-нибудь полгода превратился в слизняка, который, как трусливый малолетка, пугается козы из пальцев.

В этот момент замешкавшийся Рашидов, будто что-то припомнив, вдруг выглянул из-за двери туалета и поманил его рукой.

– Э, Кокоша, – позвал он подозрительно миролюбивым, чуть ли не ласковым тоном, – айда, перекурим.

– Так я ж на тумбочке, Рашидыч, – попытался возразить Кокорин.

– Тумбочка – не Алитет, в горы не уйдет, – успокоил его татарин. – Иди сюда, сколько раз тебе повторять? Базар есть. Ну?!

В последнем междометии явственно прозвучала угроза. Кокорин сделал неуверенное движение, но остался на месте. Он уже успел набраться горького опыта и привык подозревать в каждом слове старослужащих хитро расставленную ловушку. А тут ловушка была простенькая, примитивная и почти ничем не замаскированная. Не пойдешь – схлопочешь от Рашидова за то, что не послушался; пойдешь – огребешь от старшины за то, что самовольно, без разрешения, оставил пост…

– Товарищ старшина второй статьи… – пробормотал он.

– Что «товарищ старшина второй статьи»? – попрежнему стоя одной ногой в коридоре, а другой в гальюне, переспросил Рашидов. – Товарищ старшина второй статьи бакланов не жрет, он макароны по-флотски уважает… Э, Лопата! – негромко крикнул он в гальюн. – Ты чего зверствуешь, как три адмирала в одном флаконе? Совсем загонял человека, от тумбочки отойти боится!

Лопатин не совсем разборчиво откликнулся в том смысле, что за «Лопату» некоторые «караси» могут и ответить и что гонять «бакланов» – не его, старшины второй статьи Лопатина, забота, он их в свое время погонял так, как нынешним салагам и не снилось.

Это, к слову, была чистая правда: теперешние «караси», к числу которых относился и Рашидов, рассказывали о нем жуткие легенды и советовали молодежи благодарить бога за то, что не попали Лопатину в руки, пока тот сам ходил в «карасях».

– Пускай подгребает, – заключил свою краткую и энергичную речь Лопатин.

– Слыхал? – сказал Рашидов.

– Слыхал, – вздохнул Кокорин и, покосившись на молчащий телефон (хоть бы тревогу объявили, что ли!), нехотя побрел к туалету.

Рашидов по-прежнему стоял в дверях, даже не думая посторониться. Протискиваясь мимо, Кокоша непременно задел бы его. Впрочем, он знал, как надлежит вести себя в подобных ситуациях. Снова приняв строевую стойку, он отчетливо, по-уставному, козырнул и отбарабанил:

– Товарищ старший матрос, разрешите обратиться! Разрешите пройти в гальюн!

– Валяй, – хмыкнул татарин и отступил от двери.

Кокорин вошел в гальюн – не в туалет как таковой, а в примыкавшую к нему умывальную комнату, – и Рашидов аккуратно закрыл за ним дверь.

Лопатин, Тихон и Плекс уже дымили сигаретами. Плекс и Тихон с удобством расположились на подоконниках, а старшина второй статьи стоял, привалившись задом к жестяной раковине умывальника, используя соседнюю раковину в качестве пепельницы. Все трое окинули вошедшего вахтенного одинаково равнодушными взглядами, как неодушевленный предмет, и вернулись к прерванному его появлением разговору. Лопатин, как обычно, повествовал приятелям о своих победах на любовном фронте. Если верить его словам (некоторые верили), он за время службы успел переспать с женами практически всех офицеров и мичманов части, не говоря уже о тех женщинах, что в ней работали. В данный момент (опять же по его словам) у него был в самом разгаре бурный роман с женой командира отряда, капитана второго ранга Машкова. За глаза кавторанга называли Машкой – естественно, имея в виду вовсе не распространенное женское имя, а простой и остроумный агрегат для натирки вощеных полов, представляющий собой увесистое бревно с ручкой и набитыми на него снизу сапожными щетками, также именуемый «машкой».

Откровенно говоря, Кокоша сильно сомневался в правдивости рассказа товарища старшины второй статьи. Несмотря на свое прозвище, кавторанг Машков был настоящий мужик и, не колеблясь, одним ударом пудового кулака снес бы башку любому, кто рискнул бы бросить на его супругу нескромный взгляд. Разумеется, даже услышав собственными ушами грязную болтовню Лопатина, мараться о матроса срочной службы кавторанг Машка не стал бы, но жизнь этому умнику устроил бы такую, что тот потом навсегда утратил бы интерес к женщинам, особенно к чужим женам. Так что, разглагольствуя на данную скользкую тему, Лопатин сильно рисковал, и это заставило Кокошу в очередной раз заподозрить, что товарищ старшина второй статьи не так умен, как хочет казаться, а пожалуй, что и вовсе глуп как пробка.