Морской узел

– Я совсем не думаю о себе, – вздохнул Дзюба и взял чашечку. – У меня по-прежнему нет семьи, нет детей. И я бы, наверное, смертельно затосковал, если бы не работа. Скажу откровенно, Кирилл, эта должность дает мне редкую возможность сделать что-нибудь для людей, для народа. Мне хочется изменить жизнь к лучшему, причем радикально, а не ограничиваться какими-то жалкими социальными пособиями…

В дверь постучались. Дзюба позволил войти. Задевая косяки и наличники, издавая царапающие звуки, в проем не без труда протиснулся молодой человек в кожаной безрукавке. На плече он нес треногу, а в руке – «бетакамовскую» видеокамеру. Из его многочисленных карманов торчали края кассет, петли проводов и мундштуки разъемов.

Дзюба представил нас друг другу: молодого человека – как сотрудника телеканала «СБГ», а меня – как директора независимого криминально-сыскного агентства, «у которого имеются сенсационные наработки».

Сотруднику телеканала тоже перепало коньячку. Он принял его как причастие из рук патриарха, вытряхнул на язык последнюю каплю, а потом посмотрел на рюмку с такой алчностью, словно мечтал умыкнуть ее для личной коллекции сокровищ.

– Аппаратуру ставить? – спросил сотрудник.

– Ставь! – разрешил Дзюба, махнув рукой. – И можешь начинать съемку. А потом сделаешь этот… как его… Монтаж! Чик-чик, все лишнее в корзину, и полный порядок. Но чтобы ни на шаг от истины! – предупредил он, погрозив пальцем, отчего сотрудник начал энергично, как конь, кивать. – А то знаю я вас, жуков. Вы на фокусы мастаки. Снимаете на камеру белого, а на экране получается негр. Или снимаете мужика, а по телику почему-то выступает баба…

Он рассмеялся. Сотрудник запунцовел и стыдливо потупил взгляд. Дзюба сел за свой стол, слегка покачался в кресле, поставил удобнее письменный прибор из малахита, развернул циферблатом к себе большие часы, исполненные в виде корабельного штурвала, погладил ладонью стекловидную поверхность стола. Дзюба напоминал пижона, который сел в новенький, только что купленный «Мерседес», и красуется в нем, и трогает пальчиком кнопочки и рычажки, и смахивает невидимую пыль с панели.

– А сейчас я хочу, – сказал он уже другим тоном – классическим тоном чиновника высокого ранга, когда каждое его слово звучит как истина или приказ, – я хочу ввести господина Вацуру в курс дела. Иными словами, обозначить тему.

Глава 31 Какой грех страшнее?

Сотрудник телеканала уже пристроил на треноге камеру и прильнул к гофрированной резинке окуляра. Загорелась красная лампочка. Мощная оптика, обрамленная радужным ореолом, стала впитывать в себя образ сухощавого человека с узким болезненным лицом и воспаленной каймой век, отчего глаза его напоминали свежие раны.

– От религиозных фанатиков исходит угроза, – чуть подав плечи вперед и набычившись, начал Дзюба. Он не моргая смотрел в камеру. Речь его была неторопливой, фразы короткими, сильными. По всей видимости, Дзюба решил записываться сразу «набело», исключая дубли. – Они упорно не хотят принимать нашу свободу. Они закрывают одеждой лица и ноги, чтобы было легче проносить бомбы. Они дикие, кровожадные, они пытаются затянуть страну в хаос пещерного средневековья. Они не читают наших газет и журналов, не смотрят фильмов, не ходят на рок-концерты, шоу и дискотеки. Именно от осознания своей ущербности, от зависти они хотят нас убивать. И вся беда в том, что фундаментализм добровольно отгородился от наших культурных и духовных ценностей. Поэтому своей важнейшей целью партия «Свобода без границ» ставит стирание различий между мировыми религиями. Мы намерены снести с лица земли мечети, церкви и синагоги. Взамен рассадников отживших морально-этических устоев мы воздвигнем ХЕБы – Храмы Единого Бога, куда будут ходить все жители нашей страны. И там будут не заунывные поклоны и молитвы, а веселые, яркие представления, настоящие праздники жизни и любви. После этого людям уже нечего будет делить, и наступит вечный мир и всеобщее благоденствие.

Дзюба откинулся на спинку стула, показывая тем, что он закончил. Вид у него был очень гордый, как у человека, совершившего исторический прорыв в области науки. Хорошо, что здесь не было моей бабушки, убежденной сектантки, и моего дедушки – православного священника. Представляю, как в голову Дзюбы полетел бы малахитовый прибор в отместку за его ХЕБы… Должно быть, мое воображение создало настолько сильное биополе, что Дзюба почувствовал виртуальный удар в голову и вопросительно посмотрел на меня.

– Ты так на меня смотришь, будто я сказал нечто очень глупое, – сказал он. – Разве ты не согласен со мной?

– Не согласен, – ответил я, припоминая, что где-то уже слышал подобную галиматью. – Каждый человек имеет право самостоятельно выбрать свой путь к богу, а не идти туда единым строем с песнями и улюлюканьем.

– Зато те, кто идет в строю, никогда не подерутся между собой, – мягко возразил Дзюба.