Киндер, кого я вынес, девочка оказалась, лет четырех, беленькая, глаза синие. Как зовут, бог весть, я ее санинструктору на руки сдал, и назад. А оказалось, что с самоходчиками, которые «святой полк», знаменитый на весь Первый Белорусский, в этот день корреспондент из Москвы был, он меня вечером уже разыскал, поспрашивал. И вот, статья в «Правде»! И фотография моя на первой полосе. С которой после, как говорят, памятник лепили, что и сейчас в Трептов-парке на горе стоит – бронзовый русский солдат с немецкой девочкой на плече, в другой руке автомат АК. Так я в историю и попал, сам не ожидая.
А тогда после подвели мы к стенке пойманных фрицев, кто убежать не успел. Оказались они и не фрицами вовсе – один на коленях ползал и кричал:
– Я в советском Львове родился, меня заставили!
Другой лишь зыркал зло, как волк, и только один раз проорал:
– Ще не вмерла Украина!
Правильно, что приказ был таких в плен не брать. Выстроили этих бандер, или Бендер (тьфу, их и так, и сяк обзывали) у стенки соседнего дома, и напоследок ротный наш спросил:
– Пошто людей сожгли, ироды?
А самый борзый возьми и ляпни:
– А они сами сгорели! Смерть немецким оккупантам!
Тут ротного прямо перекосило. Единственное цензурное, что он сказал:
– Повесить! Вот на этих деревьях и фонаре. Расстрел для них – много чести!
Так веревок не нашлось, а самоходчики на просьбу одолжить канат – узнав, зачем, послали по очень дальнему адресу. И тут кто-то про огнемет вспомнил, у одного из дохлых фрицев у ворот. А вот интересно, в нем еще заряд остался? Оказалось, есть – опытным путем и установили, на этих бандерах. Подробности – не для печати.
После нас дивизионный прокурор допрашивал – и ротного, за то, что допустил.
– Что за средневековье устроили – вспомнили про аутодафе?
Кончилось все бумагой, что эти недобитки пытались захватить трофейное оружие, а мы отбивались, и под руку огнемет попал. Показания оформили и посоветовали молчать. А может, и сверху команда пришла дела не заводить – не дураки же начальство, чтобы поверить, будто бандеры на нас врукопашную решились, а мы защищались? И рассказы по всему фронту ходили, как наши брали Освенцим – фильм про «обыкновенный фашизм» все смотрели, но своими глазами все это увидеть – совсем другое дело. Так коменданта, которому не повезло сбежать, на кол посадили, грамотно – и эта сволочь сутки подыхала, там в Тувинской добровольческой были те, кто умел. И тоже никого не наказали! После чего возле концлагерей фрицы, даже обычный вермахт, оборону занимать боялись – вдруг наши примут за лагерную охрану? И эти щеневмерлики не люди вовсе, а зверье, которое жить не должно, раз даже детей не жалеет и за собой вины не видит!
А так, к немцам, которые не эсэс и сами сдавались, злобы не было. И не только к немцам – колонну пленных помню, все маленькие, узкоглазые, черноволосые – что, самураи Гитлеру в помощь прислали? Товарищ политрук сказал, что это вьетнамцы, Третий Аннамский полк бывшего Французского Иностранного легиона, который немцы включили в дивизию «Шарлемань»[122]
– те, кто уцелел. Говорили нам, что и среди пленных берлинского гарнизона были кроме немцев и голландцы, бельгийцы, французы, датчане – вся Европа объединилась против нас в Еврорейх, и победили мы!В тот день, 1 мая, в Берлине все как-то сразу и закончилось. Когда Геббельс принял яд, до того приказав всем немцам умереть, фрицы вместо самоубийства стали массово бросать оружие и разбегаться или сдаваться в плен. Кроме эсэсовцев и предателей – с этими у нас разговор был короткий. И никаких «дойче партизан» не было, хотя нас предупреждали насчет «вервольфа», и мы даже после капитуляции долго еще были начеку – слышал, что на западе Германии и было что-то: диверсии, выстрелы из-за угла – но не в Берлине! Может быть, оттого, что здесь немцы успели на своей шкуре узнать, что такое фашизм, в самые последние дни?
Радость была – что скоро домой, наконец. Верили, что мир – надолго.
Я хорошо знаю историю, джентльмены. Война – это продолжение политики, как и политика – это продолжение войны, иными средствами. Когда противник ослабнет настолько, что может стать добычей, напасть – когда же продолжение войны становится слишком дорогостоящим, предлагать мир «лучше довоенного». Естественно, для нас. И продолжать ослаблять врага – торговлей, дипломатией, да хоть «огненной водой» или зараженным тряпьем в подарок. А после снова напасть.