Что дальше? Имея я любопытный разговор с прилетевшим в Северодвинск наркомом Кузнецовым. По некоторым намекам, готовят нам в Москве до конца войны судьбу «летучего голландца», но, не того, который со скелетами, а помните, роман Платова был? Длинная и тайная «рука СССР» на море. А что еще думать, если Николай Герасимович прямо спрашивает, якобы теоретически, сумеет ли «Воронеж» перехватить транспорт, идущий из бельгийского Конго в Нью-Йорк? Урановая руда, что ли? Время выхода и вероятный курс цели дадите — сделаем без проблем. Целеуказание, это наша забота, а вот лодка за сколько сможет дойти? А докуда? Если на подходах к Нью-Йорку, то хоть из Полярного успеем, а если у экватора, то выйти надо недели за две. Раньше перехватывать лучше — потому что чем позже, тем больше вероятность, что в расчетной зоне перехвата окажутся несколько транспортов, как опознать «наш», или все их топить? Ну, если в государственных интересах СССР, чтобы груз не дошел…
В общем, начинается уже высокая политика.
— Михаил Петрович! — толкает меня под локоть Аня — снова мечтаете?
Мы медленно прогуливаемся по стенке завода, возле которой стоит «Воронеж». Выдался свободный час — и когда еще снова увидимся, уж точно, пока лед не сойдет, в Северодвинск не вернемся. А наша тыловая база остается тут, единственное место в этом времени, специально оборудованное, чтобы обслужить атомарину — в Полярном лишь временная стоянка пока для нас готова. И научники опять же — здесь, на Севмаше, целых две научных конторы организовались, типа НИИ-КБ, одно судостроители, второе атомщики (эти пока временно), и кто-то из мэтров ученых обычно присутствует. Так что, сюда мы точно вернемся, вот только когда?
— Вот кончится война, через год вряд ли, но, полтора, точно — отвечаю — и что будем делать тогда? Какая жизнь настанет?
Аня молчит. Я смотрю на нее. Красивая, ближе к вкусам моего времени, чем к здешним, тут в моде «кукольный» тип лица Серовой или Целиковской. Не могу представить, что всего полгода назад она охотилась на фашистов в белорусских лесах, а до того была разведчицей в лагере врага, куда там Голливуду. И что в моей истории она погибнет в июне сорок четвертого. Или все же там была другая — вот не помню я точной биографии «товарища Татьяны», книжка, что я читал, осталась в том времени, очень давно.
— Другая совсем, гораздо лучше — говорит она наконец — не будет там и через пятьдесят лет того, что у вас. Мы ведь знаем. И товарищ Сталин знает. И все те, кому надо, знают. Значит, сумеем — и там все по-другому повернуть.
А ведь не всуе имя упоминает! Искренне верит — в мудрость Вождя. Комсомолочка, идеалистка, ладно, она, но, я, Петрович, Саныч, жизнью уже битые и многое видевшие, или Григорьич, кому по должности положено было втюхивать идею как товар — мы-то отчего нашему Иосифу Виссарионычу верим, уж всяко больше, чем любому из «свободно избранных президентов»? Вот только не надо про «природные рабы, ищущие плетки», в морду дам! Конечно, присутствовало — что мы люди военные, в которых накрепко вбито, в любом деле старший должен быть, которого слушаться, иначе разброд и погибнем все. И только интеллигент, не служивший в армии, может сказать, что ВСЕГДА надо «если тебе дали линованную бумагу — пиши поперек», и «бойся того, кто знает как надо». Про Сталина же, что «принял страну с сохой, оставил с атомной бомбой», это тоже присутствовало, не спорю. Но, первым делом все же было — он действительно пахал, как раб на галерах, побольше чем тот, сказавший это в двухтысячных — и при этом не желал ничего лично для себя! Это ведь было, что после него осталось имущества, шинель на солдатской койке — а напомните мне, какое состояние оказалось у Горбачева, за какие такие заслуги? А сколько денег на заграничных счетах скопила семья Ельцина, конечно же, честным трудом? А когда тряхнули Лужкова, «князя московского», сколько из него посыпалось ценного? А размеры личных состояний наших последующих не знает пока никто — государственный секрет!
«А ты не путай свой карман с государственным!». Сталин — не путал. У него были власть, почести? Тогда отчего он не наградил себя пятежды Героем, лишь одна Золотая Звезда была получена им по праву, как вполне справившемуся с работой Верховного Главнокомандующего в годы тяжелейшей войны. Человек, упивающийся Властью, видал я и такое, непременно будет вбивать в грязь других, ради самого процесса, теша свое самолюбие, скрывающее слабость и страх. А этого я за Сталиным как-то не замечал. Он пользовался властью для достижения своих целей — но, не был мелок, проверяя ее наличие просто так.