«Разящий» и «Рьяный» вступили в бой с отставшими инвалидами. Но «Рьяный» почти сразу же получил снаряд в машину и потерял ход. А «Разящий» успел добить «Касуми», сам имея несколько попаданий 127-мм снарядов, а дальше произошло невероятное для этого времени событие, когда два корабля сцепились в абордаже! Сначала «Исакадзе» сумел сблизиться и пытался таранить советский эсминец, но «Разящий» почти увернулся, удар вышел скользящим, корабли сошлись борт к борту – и тут японцы, вооружившись кто чем, стали прыгать на нашу палубу! Советские моряки тоже похватали, что оказалось под рукой, и началась жестокая и беспощадная сеча, японцев было больше, но наши были злее и физически сильней, а когда в бой вступила и нижняя вахта, успевшая добраться до оружейки, баталия как-то сама собой переместилась на японский корабль (командир «Разящего» после будет утверждать, что приказа не отдавал). В итоге нам достался японский эсминец (ценность трофея сильно снижалась его повреждениями – ясно, что в ближайшее время ввести его в строй не удастся), причем случай невероятный, японский командир сам приказал экипажу капитулировать, а японский механик оказывал содействие борьбе за живучесть.
Что случилось с «Рекордным», достоверно установить так и не удалось. При «разборе полетов» не было исключено, что корабль поразила своя же торпеда – взрыв под килем, переломивший корабль пополам, был не похож на удар «длинного копья» (большего калибра и не имеющего неконтактного взрывателя). Обрубок после отбуксируют в Маоку, но восстанавливать эсминец так и не станут. Потери экипажей на эсминцах были меньше сотни человек (не считая раненых). Тяжелее были потери кораблей – отряд легких сил ТОФ фактически перестал существовать.
«Калинин» мог двигаться лишь задним ходом, и не быстрее пяти узлов. Еще были пожары в надстройках, и заклинена третья башня, в экипаже 38 убитых, 95 раненых. Через двое суток крейсер введут в Совгавань, где будет сооружен временный кессон. Кораблю будет суждена еще долгая жизнь, он станет первым на ТОФ ракетным крейсером (фактически «опытовым судном»), имея на борту ЗРК «Шторм» и «Оса», а также комплекс ПЛО «Метель»[180]. Но участие его в событиях Дальневосточной войны 1945 года закончилось, как и для «Разящего», «Рьяного» и японского трофея, получившего после на ТОФ имя «Восходящий». Хотя фотография последнего в советской базе, опубликованная в газетах, послужила причиной очень неприятных моментов для адмиралов Объединенного Флота.
Адмирал Юмашев Иван Степанович останется жив. Но в тот день, едва очнувшись и спросив о ходе сражения, он думал, не будет ли лучше лично для него, если в Москве услышат, что он погиб в этом бою, «мертвые сраму не имут»?
Потому что «Миоко» ушел. И не назад, к Японии, – а на север, к прикрываемому порту. Где кроме транспортов остались лишь два старика-«новика». «Ретивый» и «Ревностный», как назло, ушли к Совгавани, встречать конвой.
А ведь хорошо в него влепили! Замечены сильные пожары, и под конец стреляли лишь две башни из пяти. Но ни одна торпеда в него не попала, и большинство попаданий были фугасами, а пояс на «Миоко» сто миллиметров, броневая цитадель не пробита, то есть на плаву держится уверенно, и машины не пострадали. Хотя наверняка ослеп и оглох, все локаторы, дальномеры, и даже мачты с антеннами, снесло ко всем чертям – да и видно было, что в завершении боя он стреляет без центральной наводки, редко и неточно.
Но ушел он на север, к Маоке.
И проклятый туман все не рассеивался. То есть авиация пока оставалась вне игры.
Доктор настаивал: «Иван Степанович, немедленно на стол! Иначе не доживете».
И последней мыслью адмирала, перед тем как ему дали наркоз, было: «Интересно, а Лазарев на моем месте мог бы сыграть лучше?»
Хотят ли русские войны? Песня эта мне запомнилась, в Хабаровске из репродуктора услышал. Это же какая наша советская земля большая – столько ехали, эшелон не стоял почти, а края еще нет!