Морской волк (СИ)

Чем хороши морские сражения — есть время обдумать ситуацию и принять верное решение. В рукопашном бою за доли секунды должен решить и выиграть или поплатиться. В море все намного медленнее. Когда я облачился в доспехи, взял оружие и вышел на палубу, каракки были еще вне зоны уверенного поражения наших пушек. Мой экипаж приготовился к бою. В пушки забиты заряды пороха. Малые бочки с уксусом, разведенным водой, и корзины с ядрами, книппелями и картечью стоят рядом. Заряжающие ждут, какой заряд выберет командир. Аркебузиры заняли места на марсах, баке, крышках трюма и корме. Матросы стоят у мачт, готовые убрать паруса или перенести их. Я вижу в их глазах тревогу. На нас идут пять кораблей, каждый из которых не меньше нашего. В отличие от меня, экипаж пока не знает, насколько барк сильнее каракк. Если бы я сомневался в победе, то изменил бы курс и легко ушел от погони.

Вместо этого произношу то, что они хотят услышать:

— Добыча сама плывет к нам в руки! Из этого рейса вы вернетесь богатыми!

Экипаж дружно и радостно орет, словно уже выиграл сражение.

— Пушки левого борта, зарядить книппели! — приказал я.

Мы проскочили на большом расстоянии по носу у первых трех каракк. Я бы и четвертую не тронул, но оказалась на дистанции примерно полтора кабельтова. Она могла бы помешать нам разделаться с пятой караккой.

— По парусам целься! — отдал я первый приказ и, после небольшой паузы, когда каракка была на траверзе, второй: — Огонь!

Шесть книппелей, вертясь со свистом в воздухе, полетели в сторону вражеского корабля. Впрочем, свист я не слышал, только догадывался о нем, потому что в ушах стоял гул выстрелов. Судя по вырвавшимся клубам черного дыма, выстрелили и из форкастля каракки. Одно орудие большого калибра выстрелило раньше, два поменьше, расположенные по бокам от него, — с опозданием на пару секунд. Ядро из светло-коричневого камня, наверное, известняка, попало в фальшборт, проломило его и, рассыпавшись на осколки, убило заряжающего и ранило наводчика и подносчика этого орудия и двух матросов, стоявших неподалеку. Еще одно ядро прошло выше. Наш залп оказался удачнее. Мачты словно по мановению волшебной палочки остались почти без всех парусов, если не считать лохмотья, которые трепетали на реях. Уцелел только косой парус на бизани.

— Расчету с правого борта перейти на левый! Зарядить книппелями! — приказал я комендорам. — Взять пол румба вправо! — последовала команда рулевым.

Матросы унесли в кубрик раненых, а убитого положили у комингса трюма, чтобы не мешал. В груди у него торчал осколок ядра величиной с кулак, который снизу потемнел, пропитавшись кровью, а сверху, на изломе, был светел и чист. Стоявшие рядом комендоры и матросы старались не смотреть на него. Многие впервые видели смерть в бою хорошего знакомого или даже друга. До первого серьезного боя кажется, что с тобой ничего не случится. Потом уверенность начинает стремительно улетучиваться. На смену ей приходит надежда, что с тобой ничего не случится.

С пятой караккой мы обменяли залпами на дистанции менее кабельтова. Она была четырехмачтовой. Длиной метров пятьдесят пять и шириной около пятнадцати. Грузоподъемность тонн восемьсот, а может, и больше. Корпус усилен фендерсами — вертикальными ребрами жесткости на внешней стороне борта. Форкастель сильно сдвинут вперед, нависает над водой. В нем тоже стояли три пушки: бомбарда калибра миллиметров двести пятьдесят и по бокам от нее два фальконета. Ее ядро пришлись нам в левый борт, не пробив его и никого не ранив. Мы снесли паруса блинд, фок, грот и косой на бизани. Уцелели оба марселя и косой на четвертой мачте, которую принято называть малой бизанью (бонавентурой).

— Право на борт! Поворот фордевинд! — отдал я приказ. — Пушки правого борта, зарядить ядра!

Мы развернулись рядом с пятой караккой, которая все еще продолжала сближаться с нами. Видимо, капитан решил захватить барк любой ценой. Ему ведь надо получить возмещение за порванные паруса и такелаж. Вот только скоростенки ему не хватало. Четвертая каракка лежала в дрейфе. Ее экипаж ремонтировал такелаж и доставал запасные паруса. А первые три, к моему величайшему удивлению, отказались участвовать в сражении. Они дружно вернулись на прежний курс и пошли в сторону порта назначения, словно рядом не было никакого сражения. Иногда западноевропейский рационализм мне не сразу понятен. Дикие монголы за подобное поведение казнили с пролитием крови, как недостойных оказаться на том свете в компании порядочных людей.