Морской волк (СИ)

Почти все члены моего экипажа не видели раньше океан. Они привыкли, что от одного берега до другого не больше двух дней пути, а тут идем уже пятые сутки, а берега все не видно. И волны намного выше. С запада идет зыбь высотой метра четыре. Наверное, отголосок шторма. Ветер дует с северо-запада, балла два, не больше. Мы еле ползем. Каждый полдень я пытаюсь измерить высоту солнца и определить широту с помощью сделанного по моему заказу квадранта. Это четверть круга с разбивкой на градусы, двумя планками-радиусами, на одном из которых визиры, и отвесом, прикрепленном в углу, центре круга. Прицеливаешься на солнце или звезду — и отвес делит четверть круга на две части. Дальняя от глаза наблюдателя часть дуги — широта. Потом наклоняешь квадрант, чтобы отвес лег на него, и снимаешь показания. Точность не ахти, зависит от опытности наблюдателя. Но есть еще две неизвестные величины — когда наступает полдень, поскольку хронометра у меня нет, и какова величина склонения? Только в дни осеннего и весеннего равноденствия высота солнца равна девяносто градусов минус широта. В остальные дни надо делать поправку. От осеннего до весеннего равноденствия склонение прибавляют, а в другой половине года — отнимают. Я, конечно, составил таблицу склонений, но точность ее не гарантирую. Ночью вожусь с Полярной звездой. С ней тоже не без проблем. Она находится не точно в полюсе мира, а выше или ниже его, что определяется по другой звезде Малой Медведицы, название которой я не помнил, а местные астрономы называли Стражем. Они уже изобрели «ночные» часы. Это не прибор, показывающий время, а, грубо говоря, вращающиеся диски, совмещение которых дает приблизительную величину отклонения Полярной звезды от полюса мира. Сейчас максимальная величина — три с половиной градуса. В двадцатом веке, когда я последний раз пользовался секстантом, она была менее одного градуса. Я выводил среднее арифметическое между дневным и ночным наблюдением и получал приблизительную широту. Иногда получалось, что мы идем в обратную сторону. Во время этих моих манипуляций матросы смотрели на меня, как на колдуна. Мне кажется, если бы я снял Полярную звезду с неба и засунул в карман, они бы не сильно удивились.

Только когда мы обогнули северо-западную оконечность Пиренейского полуострова, задул «португальский» норд. Он подхватил барк и повел со скоростью узлов восемь на юг. Экипаж сразу взбодрился, повеселел. Ветер заодно и жару уменьшил. Не привыкшие к таким высоким температурам, датчане стали напоминать снеговиков в оттепель. Почти все ходили с обгоревшими лицами и облупленными носами.

На подходе к Лиссабону мы разминулись с караваном из дюжины каравелл. Может быть, тех самых, за которыми когда-то гонялся в Бристольском заливе, потому что они дружно поджались к берегу. Потом стали попадаться часто. Одиночные и малыми группами, маленькие и побольше. Первые называют «каравеллетами», а вторые — «каравеллоне». По парусному вооружению они делятся на каравеллы-латинас, несущие латинские паруса на всех мачтах, и каравеллы-редондас, несущие на фоке и гроте прямые паруса, причем марсель есть только на передней мачте. Почти у всех каравелл фендерсы — наружные шпангоуты. Я вспомнил, что до того, как вместо кранцев стали повсеместно использовать автомобильные покрышки, часто кранцы делали из дерева. Привяжут бревнышко за один конец и повесят за борт. Когда наваливались бортом на бетонный причал, деревянные кранцы повизгивали по-собачьи, подымался синеватый дымок и воняло гарью. Издали эти кранцы были похожи на фендерсы. Лиссабонские суда можно узнать по деревянной статуе святого Винсента — покровителя города — на палубе возле грот-мачты и по деревянным воронам на носу и корме.

В порту Лиссабона стояло много судов. Кто-то грузился, кто-то выгружался, кто-то ждал очереди. С одной каравеллы сгоняли на берег негров, мужчин, женщин и детей. Все абсолютно голые. Бледнолицые не считали чернокожих людьми, а животным одежда не нужна. Так понимаю, большая часть португальцев подалась в моряки. На флоте есть возможность быстро заработать. Да и работа полегче, чем ковыряться в земле с утра до вечера. Опаснее, конечно, но люди Средневековья дружили с фатализмом. Вместо них на полях трудились черные двуногие животные.

Как ни странно, селедка ушла на ура. Купили ее испанцы, чтобы перепродать своим монахам. В Португалии тоже не атеисты живут, но такого мракобесия, как у соседей, у них нет. В Каталонии и Арагоне, говорят, набирает силу инквизиция. Некоторые народы находят оригинальные способы для самоуничтожения.