Оба поврежденные пиратские корабля пытались удрать. Они сидели глубже, чем хотелось бы экипажам, поэтому гребли не все. Часть пиратов занималась заделыванием пробоин и вычерпыванием воды. Насосов у них не было, использовали кожаные ведра, котелки и прочие более мелкие емкости. Поскольку оба были теперь на дистанции метров четыреста пятьдесят, я успевал заметить полет ядер. Из первого залпа попали в цель всего два ядра и оба в один драккар. Остальные ядра попрыгали по волнам и отправились мерять глубину. Для драккара эти два ядра оказались роковыми. Вскоре над водой торчали задранная вверх носовая часть и наклоненная к воде мачта, за которые цеплялись несколько человек. Из второго залпа в цель — удирающий драккар — попали два или три ядра. Легли рядом, выломав большой кусок борта. Несколько обломков подлетели вверх, а мачта завалилась вперед. Создавалось впечатление, что кто-то откусил кусок борта, открыв разбитые банки и окровавленные тела. Вода стремительно хлынула внутрь. Драккар медленно и печально пошел ко дну. Хоть и вражеское судно, а мне все равно жалко его. Меня не покидает уверенность, что корабли живые. У каждого свой характер и своя судьба. Этому не повезло.
Абордажные партии из матросов и аркебузиров, поменявших свое главное оружие на короткие пики, добрались до драккаров, оставшихся на плаву. Сопротивляться там было некому. Вскоре за борт полетели окровавленные, голые тела. Словно неопытные ныряльщики, они падали в воду спинами, поднимая фонтаны брызг, и сразу тонули. Бог моря милостиво принимал жертвы. Трупы съедят рыбы, которых в свою очередь поймают и съедят родственники пиратов, которые таким образом вернутся домой, но не в самом лучшем виде и не в самое лучшее место. Трофеи были рассортированы и оставлены в большом драккаре. К нему лагом ошвартовали второй и взяли на буксир.
Когда мы поставили паруса и легли на прежний курс, я заметил, что несколько пиратов, держась за обломки драккаров и весла, пытались доплыть до берега, до которого было мили три-четыре. Вода сейчас градусов тринадцать-пятнадцать. Я бы доплыл даже без вспомогательных средств. Может, и они доберутся. Я искренне пожелал им удачи. Все-таки коллеги.
40
Оба захваченных драккара мы продали на рейде Копенгагена. Мне сказали, что в Ольборге за них дадут меньше. Да и буксировать драккары было напряжно. Из-за них мы теряли примерно треть скорости. Матросы под командованием шкипера Ларса Йордансена вытащили оба драккара на берег, чтобы покупатели смогли осмотреть их со всех сторон. Сам шкипер прошелся по знакомым купцам и рассказал, что можно недорого приобрести хорошее судно. Торговался тоже он. Я отсыпался после перехода, потому что много времени проводил, так сказать, на ходовом мостике. Учил шкипера и Лорена Алюэля управлять кораблем.
Во второй половине дня Ларс Йордансен вернулся вместе с матросами и привез кожаный мешок, наполненный серебряными монетами. Я опечатал мешок и приказал отнести в офицерскую каюту, чтобы не было подозрений в крысятничестве. Захваченное оружие, доспехи, одежда и обувь были сложены в подшкиперской на баке. Решили, что продавать их не будем, а оценим и поделим между матросами, комендорами и аркебузирами.
В Ольборге у причала стояли две фламандские каракки, грузились селедкой в бочках. Места нам не хватало, поэтому встали на якорь на рейде. Там поделили добычу, после чего ютландцы — аркебузиры и комендоры — были отпущены на берег. Матросы-немцы остались на борту. Они знали, что следующим портом захода будет Гамбург, берегли деньги. Я решил заменить их на датчан. Остаться предложил только боцману Свену Фишеру — требовательному, грубому и горластому типу с крупной и шишковатой головой, массивным, тяжелым подбородком и еще более тяжелыми, каменными кулаками. Ростом он был не больше метра шестидесяти и весил килограмм восемьдесят, но среди членов экипажа не находилось ни одного, даже более крупного мужчины, кто отважился бы подраться с ним. Мы договорились, что боцман перевезет в Ольборг свою семью — жену и шестерых младших детей. Старшие шестеро уже жили отдельно.
Я поселился на постоялом дворе, чтобы не стеснять тестя. Занял три комнаты: одну для нас с женой, вторую для Тома, третью для двух служанок жены. Лорен Алюэль был оставлен на барке за старшего, с правом днем съезжать на берег на свидания со своей будущей женой и другими местными дамами, которые обходились ему дешевле. Хелле сообщила мне радостно, что беременна.
— Мы назовем сына Эриком, — проинформировала она, уверенная, что вынашивает именно мальчика. Наверное, только начавший развиваться плод сказал ей это по секрету. — У нас в роду все старшие сыновья носят имя Эрик, если отец Нильс, и наоборот.
— А если старший сын вдруг умрет? — поинтересовался я.
— Тогда следующий возьмет его имя. Мои старшие братья все побывали Эриками, — ответила Хелле.
Счастливыми их это имя не сделало. Ладно, посмотрим, как сложится судьба нашего старшего сына. Если и для него окажется роковым, то следующий будет носить имя, данное при рождении мною.