Мортена: Перерождение

Сурам уже третьи сутки жил в подземном логове пустынниц. Спасательные поиски завершились, и ему нечем было заняться. Аспиды не жаловали мужчин у себя дома и даже в столь исключительных обстоятельствах не изменили себе. Для мужчин-чужаков освободили целый район в подземных пещерах, но покидать его запретили. Ягуары жили там же в ожидании, когда смогут провести орлов в последний путь. Если бы не это, аэры улетели своим ходом, а ягуары ушли своим. Но обряд прощания решено было проводить совместный, а потому тела нужно было доставить к ягуарам.

Настроение было преотвратным. Последний день поисков намертво въелся в память изломанными телами детей, разбившихся о камни. Сураму хотелось рвать и метать, глядя на искажённые мукой лица. Ягуар бы с радостью оживил идиотов, выбравших путь через горы, а затем снова убил голыми руками, лишь бы стереть из памяти детские лица. Он — воин, он привык отнимать жизни и смотреть смерти в глаза. Но дети. Нет! Так быть не должно!

Внешне Сурам был абсолютно спокоен и даже не одергивал своих воинов, когда видел, как они утирают скупые слёзы при виде очередных жертв. Но внутренне он выл, вопрошая этот мир: «За что детям выпала такая страшная смерть?» Ощущение дыхания смерти в затылок не покинуло его и сейчас.

Тем противоестественней для него было происходящее вокруг. Двуипостасные снимали стресс самым что ни на есть естественным путём. Инстинктам была дана полная свобода. С учётом негласного курса на восполнение рядов аэров, все сношались со всеми без разбору. Его воины тоже в этом участвовали, лишь Сурам смотрел на всё это с омерзением.

На третью ночь к нему пришла Эфисе. Командир отряда пустынниц была хмурой и неприветливой. Куда-то делись нарочитая обольстительность и сексуальность. На лице залегли тени, в уголках глаз появились морщинки. Губы аспиды были истерзаны и чуть кровоточили.

Пустынница молча вошла комнату, отведённую Сураму, и закрыла за собой дверь, прислонившись к ней спиной. В руках у Эфисе была глиняная бутыль. Аспида постояла какое-то время с закрытыми глазами, после чего тряхнула головой, словно прогоняя наваждение.

Пробка бесшумно покинула горлышко, и аспида приложилась к бутылке несколькими жадными глотками. По щеке девушки катилась одинокая слезинка. Саму пустынницу ноги уже не держали, и она медленно сползала вдоль двери. Отовсюду доносился гулкий смех, пьяные от страсти стоны и характерные шлепки обнажённых тел. Весь мир вокруг них жил, одурманенный победой жизни над смертью. И лишь в их комнате стояла гулкая тишина, разбавляемая тяжёлым дыханием.

Аспида отхлебнула ещё из бутылки и протянула ту Сураму. Глаза её распахнулись, но взгляд оставался пустым.

— Не могу стереть из памяти, — голос её тихим шелестом рассекал тишину на до и после. — Их лица…

Сурам уселся на пол рядом с пустынницей, принимая бутыль из её рук. Несколько осторожных глотков, и внутри разлилась пряная смесь цветочной сладости с оттенком горечи полыни. Под стать настроению. Жизнь с привкусом смерти.

— Я тоже, — бутыль перекочевала в женские руки. — И злость от бессилия.

Эфисе кивнула, действительно понимая его. Ладонь с такой силой сжимала бутыль, что побелели костяшки пальцев.

— Мы сегодня готовили караван, — она сделала паузу, заливая горечь слов напитком. — Когда они все в одном месте… Страшно! — Эфисе медленно вдыхала и выдыхала, но это не помогало. Девушку сотрясала крупная дрожь. — Я видела смерть. Она целовала меня. Мне не было страшно. Но почти сотня детей… — горлышко глухо стукнуло о зубы, руки аспиды дрожали. — … почти сотня мёртвых детей — это страшно! мёртвых — Мы сегодня готовили караван, — она сделала паузу, заливая горечь слов напитком. — Когда они все в одном месте… Страшно! — Эфисе медленно вдыхала и выдыхала, но это не помогало. Девушку сотрясала крупная дрожь. — Я видела смерть. Она целовала меня. Мне не было страшно. Но почти сотня детей… — горлышко глухо стукнуло о зубы, руки аспиды дрожали. — … почти сотня мёртвых детей — это страшно!

Сурам осторожно отнял бутыль из рук аспиды и отставил в сторону. Заключая девушку в объятия и согревая теплом своего тела, он испытывал ту же потребность, что и она. Отогреться, забыться. Завтра ему предстоит увидеть то, о чём сегодня говорила Эфисе. И он не был уверен, что сможет сохранить привычную невозмутимость. Обнимая аспиду, он тихонько мурлыкал какую-то старую песню, вынырнувшую из глубин памяти. Мерные покачивания успокаивали. Девушка всё реже вздрагивала, проваливаясь в сон. Сурам сам понемногу впадал в дрёму. Была мысль перелечь на кровать, но для двух боевых командиров, часто ночевавших на голой земле, каменный пол — не помеха.

Утром они сделают вид, что ничего не было, и снова будут действовать согласно статусу и положению. Но сегодня… сегодня они честно разделили одну скорбь на двоих.

Глава 16