Моруроа, любовь моя

В числе погибших были почти все вожди и жрецы — хранители культурных традиций. Другими словами, уцелевшие остались без руководителей, когда они в них более всего нуждались. Как раз в эту критическую пору, а именно в 1797 году, прибыла готовая заполнить вакуум группа европейцев совсем иного рода. Речь идет о восемнадцати английских миссионерах, многие из которых захватили с собой жен и детей. Эти проповедники были фанатически преданы своей вере, и за каких-нибудь двадцать лет все обитатели Таити, Муреа, Подветренных островов, Тубуаи, а также островов Туамоту были обращены в христианскую веру и одеты. Ибо миссионеры пребывали в своеобразном, а впрочем достаточно распространенном, убеждении, что полинезийцам, чтобы быть добрыми христианами, мало признавать истинную веру; они обязаны сверх того одеваться, есть и во всех прочих отношениях жить на английский мелкобуржуазный лад. Понятно, что заставить новообращенных в быту следовать возвышенным принципам Евангелия было трудновато. Прежде всего потому, что полинезийцы, как это ни прискорбно, полагали, что главное — регулярно посещать церковь и бормотать положенные молитвы, а как они ведут себя вне церкви, большой роли не играет. И вправе ли мы, европейцы, корить их за это, если после двух тысячелетий проповедования остаемся еще худшими христианами, чем они?

В двадцатых и тридцатых годах прошлого столетия английские миссионеры не раз призывали свое правительство аннексировать Таити и прочие острова Восточной Полинезии. Ответ каждый раз был отрицательным. Вступать во владение какими-то рифами и вулканическими вершинами считалось невыгодной сделкой. Куда больше прибыли сулили капиталовложения в Индии, на Дальнем Востоке, в Африке. Французское правительство вполне разделяло мнение, что эти острова не представляют ровным счетом никакой экономической ценности. Правда, некоторые из них могли служить другим целям. Англичане сочли Австралию подходящей «свалкой» для своих преступников. В конце 30-х годов прошлого столетия Франция решила последовать примеру Англии. Адмирал Дю Пти-Туар, хорошо знавший Океанию, горячо рекомендовал для этой цели уединенные Маркизские острова, где не было европейцев, которые могли бы возроптать, и многосведущему адмиралу поручили аннексировать десять гористых островков на другом конце земного шара. В мае 1842 года он выполнил это задание, не встретив никаких препятствий, поскольку суть пышных церемоний с поднятием флага осталась совершенно непонятной для жителей Маркизов. Заодно адмирал аннексировал и Таити.

Когда французский премьер-министр Гизо спустя полгода узнал о самовольном поступке адмирала, он, естественно, пришел в негодование. Однако вся французская пресса дружно превозносила отважный и подлинно патриотический подвиг Дю Пти-Туара, который, как говорилось в одной из передовиц, «в последнюю минуту вырвал очаровательный, но беззащитный Таити из когтей коварного британского льва, только и знающего, что браконьерствовать в чужих владениях». Разумеется, это привело к тому, что англичане подняли свой голос в защиту таитян, а вернее, своих миссионеров. Тем более что последним теперь угрожали французские католические миссионеры, каковые под охраной французского флота поспешили утвердиться на Маркизах и на островах Гамбье. Пришлось Гизо под давлением общественности с великой неохотой не только наградить адмирала Дю Пти-Туара, но и отправить армию чиновников в новые заморские владения.

Когда таитяне с некоторым опозданием сообразили, что французы намерены остаться, они взялись за оружие. Оружие… Остроги и длинные ножи, да несколько старинных мушкетов — вот и все, чем они располагали. Л потому островитяне мудро прибегли к классической партизанской тактике: скрывались в горах в сердце острова и по ночам совершали набеги на французские гарнизоны. Лишь после трех лет «прочесывания» французским отрядам удалось подавить последний очаг сопротивления. Внучка Помарэ без энтузиазма согласилась и дальше править своим государством, которое на бумаге величалось протекторатом, а на деле с той самой поры управляется французским губернатором.