Мосад, Аман и все такое…

Усмирять поднятую бурю довелось Амиту. Именно он, в конце концов, был назначен преемником Харэля на посту шефа Мосада; руководителем Амана стал Аарон Ярив. Как ни странно, «дело с ракетами» закончилось неожиданно благополучно и даже с прибылью для Израиля. Швейцарский суд отнесся к Йоклику и Бен-Галю необычно мягко, приняв во внимание, что они действовали в интересах защиты своего государства от возможной смертельной опасности; симпатии западной прессы тоже оказались на их стороне; большинство немецких специалистов, встревоженных начавшейся вокруг них шумихой, покинули Каир; и в конце концов выяснилось, что египетская программа была «обычной» ракетной программой, как и предполагал Амит.

Позже Харэль доказывал, что он ушел, чтобы спасти «репутацию Бен-Гуриона». В действительности он ушел из гордости. Он разучился терпеть соперников, работать с равными себе, выслушивать возражения, корректировать свою интуицию данными аналитиков, снисходить до чужих мнений. Он стал «сам себе Мосад».

Меир Амит быстро в этом убедился. Ему попросту оказалось не с кем работать. Для многих Харэль — это и был Мосад, и они ушли вместе с Харэлем. Другие не знали, что им делать без его «руководящих указаний». За эти годы Мосад превратился в организацию, нацеленную исключительно на «особые операции», возникавшие в уме Исера Харэля; в остальном он жил ото дня ко дню, без плана, без цели, без единой задачи. Конечно, Харэль был выдающимся человеком, разведчиком высшего калибра, и он поднял Мосад на небывалую высоту, — но для людей «просто способных» это была высота почти безвоздушного пространства.

Времена «отцов народа» кончались не только в Израиле, но и во всем мире. Меир Амит, генерал-администратор, был выразителем новой эпохи. Первым делом он реорганизовал Мосад сверху донизу. Он ввел структуру отделов, и этим расширил диапазон разведки в целом (хотя и сузил кругозор каждого отдельного руководителя). Он создал специальное оперативное подразделение, и тем самым обеспечил выполнение «особых операций» (хотя они никогда уже не занимали потом такого места в работе израильской разведки, как при Харэле). Он восстановил деловое и постоянное сотрудничество Мосада с Аманом, обогатив военную разведку дополнительными, оперативными возможностями (хотя это во многом изменило фронт «работ» Мосада). Короче, — при Амите Мосад стал наконец тем, к чему он должен был прийти — государственной разведывательной службой — со всеми достоинствами и недостатками любой государственной службы. Меньше яркости, зато больше деловитости; не так много «звезд» — зато много талантливых исполнителей; мало эффектов и сенсаций — зато масса добротной, надежной, солидной информации. Что лучше — килограмм гвоздей или полпуда гаек?

Впрочем, было бы несправедливо по отношению к Амиту все время подчеркивать только его административные, организационные, так сказать — чиновничьи качества. Амит тоже был выдающимся мастером шпионской интриги — других, как могли бы сказать в Мосаде, «не держим». Он вполне мог бы состязаться в этом с самим Харэлем, просто времена были другие, и свои задачи он понимал иначе. Но и на его счету оказалось немало блестящих разведывательных успехов, которым позавидовала бы не одна секретная служба мира.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

С какого-то времени история Мосада начинает неразрывно переплетаться с историей палестинского терроризма. Постепенно борьба с террором и террористами становится одной из главных задач израильской разведки. Эта эпопея знала свои взлеты и падения. Мюнхенская трагедия была одной из ее кульминаций. Она возвращает нас к началу нашего рассказа.

Прежде, однако, чем последовать за его драматическими поворотами, сделаем историческое отступление. Расскажем о противнике. Расскажем о том, как возникла надуманная «палестинская проблема» и как возник реальный и кровавый палестинский террор. Эту главу нашего повествования было бы, наверно, лучше всего назвать «Ясер Арафат и другие».

Миф и реальность густо перемешаны в истории ООП. Ее реальность и есть, в сущности, миф, постепенно укоренившийся в пустоте национального сознания. Все сомнительно здесь — даты, события, герои, вожди. Но вот уже многие годы вымышленное прошлое последовательно подменяет подлинную историю и формирует реальное будущее. И это, быть может, — самый бесспорный факт во всей легендарной истории «палестинского движения».

Зыбкий туман окутывает уже первые шаги ООП. В октябре 1985 года американская газета «Нью-Йорк таймс» упомянула о «40-летней борьбе ООП за освобождение родины». Откуда взялась эта дата? Сами активисты движения праздновали в том же году, в январе, его 20-летие. Но и над этой датой повисает жирный вопросительный знак. Официально ООП была учреждена не в январе 1965 года, а в мае 1964-го — на первой сессии Палестинского национального совета, состоявшейся в оккупированной тогда Иорданией восточной части Иерусалима. Председательствовал на сессии Ахмед Шукейри. Он же и возглавлял ООП, созданную решением Арабской лиги.