Известный комедийный актер 1930-х–40-х ОСИП НАУМОВИЧ АБДУЛОВ (16.11.1900–14.06.1953) сыграл в кино немало ролей, а вошел в народную память практически одной фразой «иностранца греческого звания по кондитерской части Дымбы»: «В Греции все есть!»
Одну из своих первых ролей в кино сыграл в этой картине Михаил Пуговкин. Он так лихо отплясывал в кадре, что даже те, кто знал о его тяжелейшем фронтовом ранении, из-за которого ему чуть не отняли ногу, не догадывались, какого напряжения сил ему это стоило.
Почти каждый актер этого фильма переживал горе от потери близких, страх репрессий, но их общими усилиями картина получилась веселой и яркой, с настоящей чеховской грустинкой над глупостью и людским несовершенством.
Режиссер и автор сценария: Сергей Эйзенштейн
Операторы: Андрей Москвин
(павильоны)Эдуард Тиссэ
(натура).Композитор: Сергей Прокофьев.
В ролях:
Николай Черкасов
— Иван ГрозныйМихаил Жаров
— Малюта СкуратовАмвросий Бучма
— Алексей БасмановМихаил Кузнецов
— Федор БасмановСерафима Бирман
— Ефросинья СтарицкаяПавел Кадочников
— Владимир СтарицкийАлександр Мгебров
— Пимен, архиепископ новгородскийАндрей Абрикосов
— Федор КолычевМихаил Названов
— Андрей КурбскийЛюдмила Целиковская
— царица АнастасияВладимир Балашов
— Петр ВолынецПавел Массальский
— Сигизмунд, король польскийВсеволод Пудовкин
— юродивыйГеоргий Вицин, Ада Войцик, Эрик Пырьев, Анель Судакевич, Георгий Юматов и др.
(Производство: ЦОКС
)Инициатором создания фильма об Иване Грозном стал Сталин, надеявшийся, что его кровавая диктатура будет оправдана в глазах народа и потомков историческими параллелями. Хотя и в этом случае (как и с фильмами «Александр Невский» и «Петр Первый») реальная история его интересовала мало: надо было создать очередной миф о радеющем о благе страны правителе и мешающих ему в этом врагах (прежде всего внутренних). Выбор его пал на С. М. Эйзенштейна, создавшего гениальное героико-эпическое полотно «Броненосец „Потемкин“» и талантливого героико-лирического «Александра Невского». Был ли Мастер счастлив этому «высокому доверию»? Вряд ли. Потому что написанный им сценарий утверждал лично Вождь, а во все этапы работы над фильмом активно вмешивались члены ЦК.
Эйзенштейн задумал фильм в трех сериях. Первая серия, воспевавшая идею великодержавности, охватывала юность Ивана, его венчание на царство, Казанский поход, смерть Анастасии и завершал крестным ходом народа к Александровой слободе. Съемки ее шли во время Великой Отечественной войны на студии ЦОКС в Алма-Ате. Несмотря на не понравившуюся Сталину сцену с поцелуем Грозного с царицей, он принял первую серию без поправок, признав эталоном исторического фильма. Сталинскую премию I степени получили: Сергей Эйзенштейн, Эдуард Тиссэ, Андрей Москвин, Сергей Прокофьев, Николай Черкасов и Серафима Бирман. Эта часть вышла на экраны в январе 1945 года, получив хвалебные оценки критики и зрителей. Чарлз Чаплин телеграфировал Эйзенштейну: «Величайший исторический фильм, когда-либо созданный. Атмосфера великолепна, а красота превосходит все, до сих пор виденное в кино».
Работа над второй серией шла у Эйзенштейна долго и мучительно трудно. Даже не историческая, а художественная правда через осмысление Гения шла вразрез с идеологическими требованиями оправдания зла. Внутренний конфликт кровавого деспота Ивана показывал его трагическую обреченность. Сквозь исторические одежды героев фильма просматривались вполне отчетливые современные реалии. Царь, возомнивший себя Богом, играет людьми, как марионетками. Добиваясь ярчайшей выразительности, режиссер вводит в черно-белый фильм цветную сцену пира опричников. Мечутся тени по стенам, по ликам святых, мечутся люди-маски под прокофьевский апофеоз «Жги-жги-жги…», жадно всматривается в них царь-упырь, выбирая очередную жертву…
Монтаж второй части фильма — «Боярский заговор» был закончен Эйзенштейном 2 февраля 1946 года. Прямо из монтажной «Мосфильма» он отправился в Дом кино на бал лауреатов. Там он председательствовал, был весел, а часа в два ночи во время танца с Верой Марецкой упал — инфаркт. Вот как он прокомментировал это в Кремлевской больнице: «Непонятным, нелепым, никчемным чудом остался жив».
Сергей Прокофьев, навестивший Эйзенштейна в Кремлевке, услышал от него: «Жизнь кончена, остался лишь постскриптум».