Этингоф
: Пустим корни в другой земле, будем расти, как секвойи, как эвкалипты, как лиственница, сто лет, двести лет, тысячу лет, рядом, вместе, переплетая ветви, встречая рассветы и слушая шум листьев и дробь дождя!.. Там, где никто не придет, никто не скажет нам: эй, вы, ваше время кончилось, убирайтесь вон, потому что уже подросли другие, которые требуют для себя места…Анна
: Да, да!.. Мы убежим, убежим…
Звонит телефон
.
Этингоф
и Анна (телефону): Его нету!Анна
: Его нету.Этингоф
(шепотом): Это Фрида Марковна.Анна
: Чертова Фрида Марковна!.. Зачем она звонит, если нас уже нету?Этинго
ф: Она еще не знает, еще не знает!Анна
(быстро схватив трубку): Его нет. Понятно?.. Нет, и никогда больше не будет… Кто это говорит?.. Это его Смерть говорит, если вам интересно… (Швыряет трубку и бросается в объятия Этингофа).
Этингоф
и Анна стоят, обнявшись в центре сцены.Пауза, прерванная тихой, но внятной мелодией.
Этингоф
: Ты слышишь?.. Слышишь?
Анна
прислушивается. Свет на сцене мигает.
Это камушек! Наш камушек!..
Анна
: Не может быть!Этингоф
: Это он, он! (Бросается к столу и быстро достает из ящика свой камушек). Я так и думал, так и думал!.. Сейчас они откроют дверцу и начнут выбрасывать мусор…Анна
: И тогда мы бросимся прямо в открытую дверцу!Этингоф
: Да, да!..Анна
: Только нас и видели!Этингоф
: Потому что мы заслужили, заслужили!..Анна
: Или не заслужили, какая теперь разница!Этингоф
: Никакой, никакой!Анна
: Тогда стучи, стучи!Этингоф
: Зачем?.. Не надо…Они откроют сами… Надо только быть готовыми и не опоздать… Дай мне руку, дай мне скорее твою руку!
Музыка играет громче
.
Это они, они!..
Анна
: Я не боюсь, не боюсь!..
Свет мерцает и гаснет
.
Этингоф
: Теперь ты видишь, это правда, это правда!..
Мечутся по сцене тени, гремит музыка. Свет гаснет, но спустя какое-то время медленно загорается вновь, но уже спокойный, обыкновенный, привычный. Музыка стихает. Сцена пуста.
Небольшая пауза, в завершении которой дверцы кладовки медленно открываются, и оттуда появляется
Бог, который держит в руках большую книгу.
Бог
: Ушли, наконец… (Идет по сцене, ворчливо). Забрались в мой камешек, а сам камушек прихватили с собой, да так быстро, как будто за ними гнался Фараон… (Положив книгу на журнальный столик). Наверное, уже гуляют сейчас по райским лугам и нюхают эти чертовы асфодели, а ты давай, работай, вкалывай, жужжи опять в уши всему миру, словно надоевшая муха, у которой, к тому же, не все в порядке с головой… (Снимает рубашку и швыряет ее в сторону). Ходи, уговаривай, пугай, как будто тебе больше нечем заняться… (Снимает и швыряет на пол джинсы и остается в семейных трусах и майке). Человек – это Божье наказание, и лучше не скажешь… (Исчезает в кладовке и почти сразу появляется вновь, но на этот раз в белоснежной рубахе).
Короткая пауза.
(Застегивая рубашку
). Вот и получается, что Бог всегда один, всегда одинок… Он как ненужный родственник, которого три раза в год поздравляют с праздниками и посылают открытки. Нужен, то только для того, чтобы можно было выпросить у него денег или попросить, чтобы у соседа лопнула водопроводная труба. (Вновь скрывается в кладовке).
Короткая пауза.
(Появляясь с одеждой, которую швыряет на диван
). Никто и знать не хочет, что Бог это – вечное одиночество, у которого уже не хватает голоса, чтобы напоминать о себе, когда его начинают забывать… (Надевая брюки). Как же все это трудно, если бы кто-нибудь знал!.. Смотреть на эти пустые лица!.. В эти слепые глаза, в которых не мелькнет ни одной мысли!.. Слушать этих идиотов, которые без конца повторяют твое имя и при этом не в состоянии сделать ни одного самостоятельного шага, словно они, в самом деле, слеплены из глупой глины, а не из божественной печали, надежды и ожиданья!..