Сосед
Мария
: Когда ее я слышу, мне становится легче и кажется, что Иешуа стоит у двери и сейчас войдет.Сосед
: Что ж, слушайте… С чего начнем?Мария
: С начала.Сосед
: Хорошо. Тогда я расскажу, как открылись ворота крепости и его выволокли под охраной десяти солдат, которые, потеснив толпу, расчистили перед Иешуа дорогу. Но прежде они устроили прилюдно бичеванье.Мария
(Сосед
: Да зрелище, признаться, малоприятное. Бичи свистят и каждый оставляет на теле след, так что вскоре не осталось на спине живого места, к тому же от крови набухла туника, а солдаты все хлещут и хлещут, как будто с цепи сорвались… Прошло двенадцать лет, а я все это вижу, словно это было вчера.Мария
(Сосед
: Да, это было нелегко. Толпа гудит, солдаты теснят толпу, кому-то отдавили ноги, а кто-то упал под лошадь и больше уж не встает…Содом, Гоморра и опять Содом… Кровь, свист бичей, крики, вопли, стоны и смех, которого не ждешь.Мария
: Мне говорили, что еще вчера, когда он проходил по рыночной площади, народ валил за ним, не ведая преград, и все кричали «С нами Бог», «Осанна», «Веди нас в Царствие небесное» – и все такое прочее, что говорят обычно, когда толпа на улицу валит.Иаков
: Нам лучше бы об этом помолчать. Неровен час, услышит кто-нибудь и донесет римлянам.Сосед
: Ни слова больше! Расскажу, про то, что видел сам.Иосиф
: Уж сделай милость!Сосед
: Тогда послушайте. Ужасная была дорога на Голгофу! Недаром говорят – дорога на Голгофу начинается сразу после дороги, которая идет в Преисподнюю.Иосиф
: Должно быть, так оно и было.Сосед
: Но хуже всех, конечно, было Иешуа. Ведь в довершение всего ему пришлось волочь свой крест по ямам, по камням и по ухабам, не веря в то, что кто-нибудь поможет иль просто даст тебе глоток воды. А день стоял – жарея не бывает.Мария
(Сосед
: Потом пришли на место, где солдаты стали устанавливать кресты. Он был как пьяный. Перебирал затекшими руками и все показывал куда-то в сторону Храма, так словно ожидал оттуда чуда и спасенья. (Мария
: А потом его развязали и вынули изо рта кляп. Он сразу заговорил, но ты его не слышал, потому что стоял слишком далеко.Сосед
: Да, так оно и было.Мария
: Сынок…Сосед
: А потом солдаты, которые были в оцеплении, перебрались в тень, хоть от тени этой было тут одно названье, а мне почему-то стало их жаль, наверное, потому что под солнцем было невыносимо жарко и их шлемы раскалились, так что нельзя было даже дотронуться до них рукой, так что то один, то другой шлем катился по земле, вызывая проклятия или смех. А потом мне повезло, потому что один из солдат показал мне, что я должен отнести к кресту веревки и походную лестницу, что я и сделал. И тогда я услышал его голос, который сказал: «Дам голову на отсечение, если это ни старый Рувик, чей дом – на повороте от дороги». Его еще не подняли на кресте, а только привязали, положив на землю, так что я успел ответить ему, сказав, что у него дома все в порядке и я скоро всех увижу.Мария
: Да, да, ты говорил.Иосиф
: И что же дальше?Сосед
: Дальше крест подняли.Мария
(Сосед
: Помню, он посмотрел вдруг на меня и улыбнулся, как будто он хотел сказать – «ну что ж, бывало и похуже, потерпим, если надо потерпеть».Мария
: Он был такой всегда. Куда-нибудь забьется и ждет, когда его найдут. Никогда ни у кого не попросит, чтобы ему помогли.Иосиф
: Или умчится в горы, ищи его там после.Мария
: А то схоронится в прибрежном камыше, и тут его не то что не найдет охотник, вышедшей на уток, но и собака вряд ли след возьмет.Иосиф
: Что же было дальше?Сосед
: Удивительное дело. Я где стоял, там и стоять остался. Никто меня не гнал, никто не закричал «Эй, ты, а ну-ка убирайся или повиснешь вместе со своим дружком!» Нет, я стоял, как будто так и должно. Потом вполголоса его я начал звать, но он как будто бы меня совсем не слышал, стуча затылком в перекладину креста. (Иосиф
: А дальше?Сосед
: Дальше мне вдруг показалось, что потеряет он сознание сейчас… На пятый час, когда жара пришла, совсем уже невыносима, он вдруг сказал – «Воистину Ты Бог наш». И засмеялся. Потом немного помолчал и вновь сказал: «Воистину Ты Бог», после чего добавил: «Зачем меня ты тут оставил?» И вдруг так закричал, что вздрогнули стоящие поблизости солдаты и птица, пролетая мимо, упала замертво, свалившись на песок. А он кричал, пока хватало сил, а после голову закинув, задыхаясь, хрипел и говорил какую-то нелепость, про двери, что давно пора открыть, про ангелов, слетающихся ночью, про Божий гнев и Божие терпенье.