Тедди утвердительно кивнула.
— Да вроде бы должно быть связано, правда? С чего бы это умирающий человек твердил его при последнем издыхании? Но, знаешь, Тедди, в этом деле припутано еще столько всего разного. Взять хотя бы историю с Клер. Здесь уж наверняка…
Тедди внезапно закрыла ему руками глаза.
— Что?
В ответ она закрыла руками свои глаза.
— Ну, что ж, может быть, мы и в самом деле слепые, — сказал он со вздохом и снова взялся за лист с написанными на нем словами. — Ты думаешь, что в этом чертовом слове действительно кроется какая-то загадка? Но разве станет задавать загадки умирающий? Зачем? Он скажет то, о чем думает. Разве не так? О, Господи! Я уже совсем ничего не понимаю.
Тедди соскользнула у него с колен и направилась к полке с книгами. Карелла тем временем долго рассматривал составленный список. Под конец он даже начал подсчитывать количество букв в словах, надеясь хоть тут получить какую-то разгадку.
Ощутив привычное похлопывание по плечу, он оглянулся и увидел перед собой Тедди с загадочной улыбкой на лице и толстенным словарем в руках.
Для начала она пододвинула к себе листок и демонстративно зачеркнула лишние “б” в словах “оббивщик” и “оббивка”. Видя, что он собирается возражать, она с видом явного превосходства ткнула пальцем в нужную страничку в словаре.
— Ладно, ладно, — смущенно согласился он. — Это же так Уиллис записал, а он записывал то, что говорил ему Векслер.
В ответ Тедди быстро заработала пальцами.
— А может быть, Уиллис, — читал ее знаки Карелла, — вообще неверно расслышал то, что говорил умирающий.
— Конечно, может быть, но тот ведь повторял это слово несколько раз. Уиллис даже специально записал его, чтобы потом не путаться. Он же тоже не понял, что оно обозначает.
Тедди пододвинула к себе листок и быстрым четким почерком написала под столбиком еще одно слово: “ОБОЙЩИК” и снова пододвинула листок к Карелле.
— А это еще зачем? — спросил Карелла. — Так ведь, по-моему, называют тех, кто оклеивает стены обоями. Так мы теперь начнем заниматься еще и малярами или штукатурами.
Все с тем же выражением превосходства Тедди снова ткнула пальцем в словарь. Карелла только отмахнулся Тедди снова ткнула пальцем в словарь. Карелла только отмахнулся, но она потянула его за рукав и заставила прочитать: “ОБОЙЩИК” — мастер, специалист по обивке мебели”.
— А почему это “обойщик” и вдруг — специалист по “обивке”, — возмутился Карелла.
— Потому что ты — итальяшка, — ответила ему пальцы Тедди.
— А Уиллис, по-твоему, — тоже итальяшка. Это ведь он так записал.
— Тоже итальяшка. Вы все там итальяшки, — “сказала” знаками Тедди и вновь решительно заняла место у него на коленях. При этом словарь свалился на пол.
— Знаешь, а не проверить ли нам, достаточно ли прочно сработал обивку на нашей кровати обойщик? — сказал он, подымаясь с нею на руках и направляясь в сторону спальни.
Ни один из них не знал, насколько близки они были к истине.
Ноябрь.
Листва уже опала с деревьев.
Он в одиночестве бродил по улицам, и холодный ветер трепал его белокурые волосы на непокрытой голове. Только на территории их участка проживает около девяноста тысяч жителей, в городе их восемь миллионов, и только один из них убил Клер.
— Кто? — этот вопрос и днем и ночью терзал его, не давая покоя.
Он уже и сам давно заметил, что пристально вглядывается в лица всех встречных. Каждый прохожий превратился для него в потенциального убийцу, и он вглядывался в эти лица, тщетно надеясь угадать убийцу по выражению глаз, лица и даже по походке. С особым вниманием он высматривал белых мужчин без шрамов и особых примет, нормального телосложения, не отличающихся низким ростом, носящих темные пальто, серые шляпы и, желательно, темные очки.
Темные очки — в ноябре? вечером?
— Кто? Кто он?..
“Леди, леди, это — я!” — кричали ребятишки тогда у дома Векслеров. Господи, до чего же просто! А тут?..
Не приходится дожидаться, что кто-то появится вдруг из-за угла и скажет: “Леди, леди, это я выпалил из этих револьверов… Это я нанес вам страшные зияющие раны… Это я залил тогда кровью пол книжной лавки… Это я отнял у вас жизнь… Это я уложил вас в могилу…”
Кто?
Он шел и слышал, как его одинокие шаги отдаются громким эхо. Вокруг жил своей жизнью город: вспыхивали неоновые рекламы, наплывал со всех сторон размеренный шум уличного движения, изредка долетал чей-то смех, но слышал он только звук собственных шагов, их холодную гулкую четкость, а иногда, откуда-то со стороны — голос Клер, звонкий и ясный, даже когда слова произносились шепотом. Клер, Клер…
— …я купила новый бюстгальтер…
— Да?
— Ты сам увидишь, как он мне идет, Берт. Ты меня любишь, Берт?
— Ты же знаешь, что да.
— Тогда скажи мне об этом.
— Сейчас я не могу.
— А потом скажешь?..
Глаза его вдруг наполнились слезами. Он ощутил утрату настолько безвозвратно, настолько окончательно, что ему показалось, что сердце его вот-вот разорвется и он свалится бездыханным прямо на тротуар. Но он только быстро украдкой отер глаза.