Мошенники

Прибыв на место, Браун, Карелла и Клинг прежде всего переговорили с Батистой — владельцем гаража-мастерской. Разговор они вели вполголоса в крохотном кабинетике, с обтрепанным вертящимся креслом и столом, больше похожим на верстак. Батиста слушал их с расширенными от изумления глазами, потухшая сигара свисала при этом из уголка его губ. Время от времени он только молча кивал. Глаза его еще больше расширились, когда он увидел, что все трое детективов, как по команде, достали из кобуры револьверы, прежде чем направиться на задний двор. Он уже успел им сказать, что Бадди Мэннерс занят сейчас покраской кузова. Они попросили его оставаться в своем кабинете, пока вся эта заварушка не кончится. В ответ он снова кивнул, вынул наконец давно потухшую сигару изо рта, но так и остался в своем кресле. Выражение крайнего изумления не покидало его лица, а то, что сцены, которые он ранее наблюдал только на экране телевизора, вдруг стали разыгрываться у него в мастерской, казалось, начисто лишило его дара речи.

Мэннерс действительно был занят окраской кузова на заднем дворе. В руке у него был пистолет краскораспылителя, а глаза защищали темные очки. Он направлял из распылителя струю краски, и на борту кузова быстро расширялось черное пятно, сияющее при свете дня. Детективы приближались к нему, держа в руках револьверы, однако Мэннерс только бегло глянул на них, и после секундного замешательства решил спокойно продолжать свою работу. Он, по-видимому, решил делать вид, будто ничего особенного не происходит, будто появление трех громил с револьверами в руках на заднем дворе гаража — самое обычное дело.

Первым заговорил Браун — он уже встречался с Мэннерсом.

— Привет, мистер Мэннерс, — сказал он как ни в чем не бывало.

Мэннерс выключил краскораспылитель, сдвинул очки на лоб и, прищурившись, окинул взглядом подошедших мужчин.

— Привет, привет, — ответил он. — А я сначала и не узнал вас, — он продолжал делать вид, что не замечает целого арсенала в их руках.

— Вы всегда носите темные очки, когда работаете? — все тем же обыденным тоном спросил Браун.

— Не всегда, но частенько.

— А зачем?

— Ну, иногда бывает так, что краска летит во все стороны. А когда бывают мелкие работы, то я обхожусь и без них. Короче, когда объем работ большой — покраска больших площадей, то я обычно надеваю очки. Он усмехнулся. — Вы даже представить себе не можете, от скольких неприятностей это меня избавляет.

— Понятно, — сказал Карелла, тоже очень миролюбивым тоном. — А на улице вы тоже носите темные очки?

— Ношу, конечно, — ответил Мэннерс.

— А в пятницу тринадцатого октября вы тоже были в темных очках? — все тем же тоном спросил Карелла.

— Ну, кто его знает? А когда это было, вы сказали?

— Это было примерно в середине прошлого месяца, — любезно пояснил Карелла.

— Наверное, был в очках, кто может запомнить такое? Ведь в прошлом месяце частенько выпадали солнечные дни, помните? Я вполне мог быть и в очках. — Он помолчал немного. — А что?

— А как по-вашему, зачем мы сюда пришли, мистер Мэннерс?

Мэннерс пожал плечами.

— Не знаю. Угнали машину? Угадал?

— Нет, попробуйте угадать еще раз, мистер Мэннерс, — сказал Браун.

— Ну, тогда я не знаю.

— Мы, мистер Мэннерс, считаем, что вы совершили убийство, — сказал Карелла.

— Что?

— Мы считаем, что вы вошли в книжный магазин на Калвер-авеню вечером три…

И тут Клинг пошел на него. Он проскользнул между Брауном и Кареллой, прервав Кареллу на полуслове, схватил Мэннерса за лацканы куртки и швырнул его спиной на борт окрашиваемого кузова, вложив в это всю свою силу и ярость.

— Выкладывай, — сказал Клинг.

— Что выкладывай? Что выкладывай? Ты сначала…

И Клинг ударил его. Это не была хлесткая пощечина, которая наносится с целью оскорбить или образумить, это не был и честный мужской удар в челюсть кулаком. Клинг нанес удар рукоятью тяжелого служебного револьвера. Он пришелся по лбу Мэннерса прямо над его правой бровью. Рукоять револьвера вспорола кожу, и из открытой раны струёй хлынула кровь, заливая глаза. Трудно сказать, чего ждал от них Мэннерс, но этого уж он никак не ожидал. Лицо его, залитое кровью, побледнело, как у мертвеца. Он тряхнул головой, как бы пытаясь стряхнуть кровь, и уставился на Клинга, который всем телом нависал над ним, занося револьвер для нового удара.

— Выкладывай, — сказал Клинг.

— Я… я не знаю, чего…

Клинг снова ударил. Он быстро занес руку с револьвером и резко опустил ее, короткий и точный удар пришелся в то же самое место. Он походил сейчас на боксера, который нащупал слабое место в обороне противника и теперь обрабатывает его безжалостно и точно. Он еще крепче ухватил одежду под горлом Мэннерса левой рукой, а правую вновь занес для удара.

— Говори.

— Ты, сука поганая… я… — только и успел сказать Мэннерс, как Клинг ударил его в третий раз. На этот раз рукоять револьвера раздробила тому нос, из образовавшейся раны хлынула кровь, заливая искривленный в крике рот, а из всего этого месива неестественно проступали острые осколки совершенно белой кости.

— Говори, — приказал Клинг.