Мошенники времени

Скитер повернулся и побежал, слишком обессиленный, чтобы увертываться от ударов. Люпус расплылся в улыбке и бросился вдогонку, чтобы добить наверняка. За неимением других идей Скитер запел — голосом, хриплым от боли и усталости. Глаза Люпуса удивленно расширились. Скитер продолжал петь — дикую, устрашающую боевую песнь монголов-якка. Ближние к нему зрители смолкли, удивленные не меньше Люпуса. Скитер не упустил момента и метнул лассо. Бросок получился что надо. Петля накрыла Люпуса и скользнула вниз, затянувшись у колен. Скитер дернул. Люпус с удивленным возгласом грянулся о песок.

Увы, Скитер не мог перевести отдельных слов и выражений из того шквала возгласов, что обрушился на него, но общий смысл их явно сводился к «Проткни же ему пузо своим дурацким трезубцем, кретин!».

Этого Скитер делать не стал. Люпус не просил о пощаде, но Скитер не собирался лишать его жизни, если ему только не прикажут делать этого. А может, даже и в этом случае. И что, интересно, делают с гладиатором, отказавшимся выполнить приказ толпы и императора? «Должно быть, этот псих с молотком размозжит тебе череп или что-нибудь вроде этого…» Пока Скитер был погружен в эти невеселые мысли, Люпус рубанул мечом по стягивающей его ноги веревке. Та, разумеется, лопнула, оставив в руках у Скитера меньше половины ее первоначальной длины. Ему не оставалось ничего другого, как бежать, на ходу завязывая новую скользящую петлю…

…И тут это и случилось.

Ответ на все молитвы, что возносил он к небесам.

Верховой андабат, смертельно раненный своим соперником, рухнул на песок. Пока толпа восторженно визжала, победитель собирал дары, а палач с молотом колотил им в свое удовольствие, освободившаяся лошадь с волочившимися по песку поводьями подскакала к Скитеру на расстояние броска лассо. Скитер сделал мастерский бросок, и петля захлестнулась на шее животного. Бедная скотина рванулась вбок, но вполсилы. Скитер подбежал к ней и с ловкостью, не утраченной еще со своих монгольских дней, взлетел в седло. Стремена здесь отсутствовали, зато само седло было вполне ничего, и лошадь, сделав еще одну не слишком энергичную попытку встать на дыбы, успокоилась и покорилась ему.

Скитер повернул лошадь и краем глаза увидел выражение лица Люпуса. Он громко рассмеялся, снова запел свою боевую песнь и устремился в атаку, опустив трезубец наподобие средневекового копья. Люпус едва успел увернуться от трезубца и лошадиных копыт. Толпа сходила с ума. Даже император выпрямился на своем троне и подался вперед.

«Ну что, гады, не ожидали?»

Скитер гонял Люпуса кругами, грозя ему трезубцем, покалывая его, сбивая с ног и позволяя подняться снова, давая понять своему противнику — а вместе с ним и зрителям, — что он играет с обреченной жертвой. Кровь пела в его жилах. Вот это жизнь! Загнать врага в угол, заглянуть ему в глаза и не увидеть в них ничего, кроме удивления и нарастающего ужаса…

Люпус попытался напасть на него с единственным оставшимся у него мечом, но Скитер перехватил его трезубцем и выбил из рук. По трибунам пронесся вздох. Безоружный Люпус гневно зарычал что-то, потом бросился вперед и схватился за трезубец. Несколько секунд — показавшихся им долгими минутами — они тянули его каждый к себе. Скитер умело подавал лошадь назад, таща за собой Люпуса, всем своим весом пытавшегося вырвать трезубец.

Скитер бросил взгляд на арену, и сердце его вздрогнуло от дикой радости. У ног одной из золоченых богинь (она стояла в запряженной парой львов колеснице) лежала длинная охотничья пика, оставшаяся на арене, наверное, от одного из предыдущих боев. Скитер ухмыльнулся и отпустил трезубец. Люпус попятился и упал, пропоров себе при этом руку и оцарапав острием трезубца грудь.

Под сделавшийся уже осязаемым рев толпы Скитер послал лошадь в галоп и свесился с седла вперед и вниз. От каменных блоков его голову отделяло каких-нибудь несколько дюймов. Малейший просчет грозил смертью — но он уже успел крепко схватить пику. Он повернул коня и перехватил ее, выпрямившись в седле. Потом устремился в атаку, опустив конец пики, как копье на средневековом рыцарском турнире.

Люпус с трудом отбил его нападение трезубцем — оружием, к которому он явно не привык. Скитер пронесся мимо него на всем скаку, обогнул поворотный столб, круто повернул лошадь и послал ее в прыжок через невысокий постамент с каким-то подобием алтаря. По зрительским рядам пронесся еще один восхищенный вздох.

«Простите, ребята, если это святотатство. Я не хотел никого обижать».

Впрочем, похоже, особых возражений не последовало.

Толпа завела нараспев что-то, напоминающее на слух «милость» и оформившееся в конце концов в определенное слово: «Murcia! Murcia! Murcia!»