— Это была ошибка отца… а может, матери. Но знаешь, даже когда тебе всего восемь, ты уже можешь предсказать счет не хуже, чем, скажем, нью-йоркский букмекер подсчитывает шансы. Папаша — тот, например, купил моей школьной баскетбольной команде форму на всех и следил при этом, чтобы все матчи показывались по телевизору в удобное время. И с бейсбольной командой то же самое. И знаешь что, Маркус? Он ни разу не приходил посмотреть на то, как мы играем. Ни разу. Ни на одну чертову, даже самую важную игру. Черт, уже тогда можно было предсказать счет. Отцу было просто начхать на меня. Его заботил только престиж, который он мог купить. Сколько новых клиентов привлечет к нему это паблисити. Будь он проклят! Ну и бизнесмен из него был что надо. Такой богатый, что зубы ломило, стоило подумать об этом.
Маркус, хоть и не до конца понимал все, что говорит ему Скитер, видел, что бедный парень страдает так, как не снилось никому из тех, что изливали Маркусу душу в поздние часы за стойкой «Нижнего Времени» Скитер уставился в свой стакан с виски.
— Налей еще, Маркус, идет? Так-то оно лучше будет. — Он одним глотком осушил полстакана. — Да, лучше… Короче говоря, я начал тырить чужие вещи. Ну там, всякую мелочь в магазинах. То есть сначала мелочь — не потому, что я был бедный, а потому, что я хотел чего-то, добытого своими руками. Наверное, потому, что меня тошнило от тех дорогих игрушек, которые отец швырял мне, как кость собаке, чтобы та не путалась под ногами.
Он зажмурился и опрокинул в рот остаток виски, потом потянулся за бутылкой и налил еще. Взгляд его сделался рассеяннее, речь невнятнее.
— Если честно… я в день, когда это прз… пршл… произошло, и в магазине-то не был. Понимаешь, после Просш… Про-ис-шес-т-ви-я, в общем, когда начались все эти штуки со временем, все знали, что Врата могут отвориться где угодно, но, черт, обычно они гнездятся вместе, как это всю мою жизнь говорили по телеку, чтобы вокруг них можно было построить вокзал и чтобы на этом наживались эти чертовы туристические фирмы. Но, друг мой, — он плеснул себе в стакан еще виски, — эти чертовы Врата отворяются иногда где угодно и без предупреждения — просто так.
Он выпил. Рука его дрожала. И невольно, словно не замечая сам, он выложил всю свою историю. В тот раз он был неосторожен, и его поймали за кражей швейцарского армейского ножа. Но он был еще мал и очень убедительно плакал, и ему хватило ловкости улизнуть сразу же, как только полицейский отвлекся на мгновение. Он подумывал, не оставить ли все так, как есть, пусть этот скандал попадет в газеты и в теленовости, так бы он поквитался с отцом. Но он решил, что просто так еще не интересно — скандал маловат. Он хотел если скандала — так уж хорошего, такого, чтобы он сломал жизнь отцу так же, как тот сломал его жизнь — не ходя на его баскетбольные, бейсбольные, футбольные матчи, оставляя его в одиночестве ночь за ночью.
Поэтому он бросился прочь от полицейского, а тот — за ним Скитер петлял между остолбеневшими покупателями, нырял из секции в секцию, с этажа на этаж, а преследующий его полицейский на бегу запрашивал подмогу по воки-токи.
Все это было даже весело — до тех пор, пока прямо в воздухе перед ним не разверзлась дыра. Единственное, что могло бы предупредить его об опасности, — это странный гул в голове. А потом воздух вспыхнул всеми цветами радуги, и Скитер как был — раскрасневшись от бега, с прилипшей к взмокшей спине футболкой — с криком провалился сквозь него, болтая ногами в воздухе.
Он упал на каменистую землю, а над ним безбрежным океаном раскинулось небо. Над ним стоял, глядя на него, человек, одетый в меха, с лицом, смазанным жиром от лютого ветра. В темных глазах его — потрясение, ужас и восторг. Задыхающийся от погони Скитер, у которого голова еще шла кругом от этого внезапного перемещения через ничто, в первую минуту только и мог что стоять, глядя в лицо незнакомца. Когда тот вытащил меч, Скитер понял, что у него остаются два выхода: бежать или драться. Обычно он привык убегать. Убегать вообще было проще, чем сталкиваться с противником лицом к лицу, особенно если у тебя была возможность расставлять тому западни на бегу.
Но он устал, и задыхался, и продрог на ледяном ветру, и встретился на этот раз с тем, к чему не привык за несколько набегов на торговый центр, — с человеком, на самом деле готовым убить его.
Поэтому он напал первым.
Конечно, восьмилетний мальчишка с краденым перочинным ножом не мог представлять маломальской угрозы для Есугэя Доблестного, и все же он ухитрился нанести тому кое-какой ущерб, прежде чем взрослый мужчина швырнул его на землю, приставив к горлу клинок.
— Ну давай, режь! — огрызнулся Скитер. — Все равно не хуже, чем быть никому не нужным.