Только что стояла жара, зелень цвела и пахла, и вдруг все пожелтело, стало осыпаться, зарядили дожди…
Жилин, впрочем, был только доволен – зиму он не любил из-за холодов и снега, лето не терпел из-за духоты, пыли, да комарья, а вот осень уважал. Не жарко, но и не студено – в самый раз.
А листопад лишь навевал меланхолию, к которой Иван был склонен. Легкая грусть – это нормально, это куда здоровее безудержного веселья или угрюмости.
Злоба, как и буйная радость, угнетают рассудок, а вот печаль более всего соответствует разумению, неспешным раздумьям, спокойной мечтательности или сосредоточенному мышлению.
В такой-то теплый осенний денек Жилин совершал моцион.
Аэродром располагался в полосе Брянских лесов, и бродить по ельнику, где хватало берез, было приятно – пахло грибами и мокрой землей, а небо поражало пронзительной синью.
Такого летом не увидишь – в жару небо словно выцветает, а осенью набирает яркого синего колеру.
Красота!
Под ноги ложилась то прошлогодняя хвоя, то недавно опавшая листва – приглушенное шуршание сменялось ясным шорохом.
Иван вздохнул, жмурясь на солнышке.
Скоро оно будет светить, но не греть…
На фронте возникла пауза. Дня два погода стояла нелетная, да и поле развезло, не особо-то и разгонишься. После подсохло, но вот уже второй день ни одного задания.
Скоро, усмехнулся Жилин.
Скоро Адольф затеет операцию «Тайфун» – на Москву попрут фрицы. И начнется…
Неожиданно у Ивана мороз по коже прошел.
Он тут воюет, у него вторая жизнь началась, а ведь где-то на Ленинградском фронте служит сейчас лейтенант Жилин.
Иван Федорович Жилин.
Он сам, только молодой. Ведь так?
Сейчас-то «Жилин-2015» в Рычагове застрял, а «Жилин-1941» в лейтенантах ходит, он только готовится к тому, чтобы в будущем в полковники выйти, а после и на пенсию…
Елена, Ленка-пенка, с которой молодой Жилин расписался, вот-вот родит Сашеньку. Продолжение рода.
Стоп-стоп. Вовсе не наследник тебя беспокоит, а сам ты, «второе Я», так сказать.
Вот если бы ему память отшибло и вылетело бы из головы, что он – Иван Жилин, то отказал бы в первородстве этому лейтенантишке при встрече. И симпатий особых не испытал бы – колючим был молодой Жилин, непримиримым, драчливым, малообразованным.
Поняли бы друг друга пришелец из 2015-го и тутошний летёха?
Вряд ли. Слишком разошлись они за семьдесят-то лет.
А если встретить доведется?
Ну и что? Поглядит на себя со стороны – это еще никому не удавалось. Хотя откуда ему знать?
Может, такие вот, как он, «переселенцы» сплошь да рядом?
Тут плавный ход его мыслей прервал топот ног, сопровождавшийся треском веток.
На тропинку вывалился Алхимов.
– Тащ командир! Вас там Николаев ищет! Срочно!
Иван вздохнул.
– Пошли, раз срочно.
Возле КП заметна была суета, а на поле поблескивал новенький «Дуглас».
– Товарищ Рычагов! – окликнул Жилина комполка. – Вас в Москву вызывают!
– В Москву? – удивился Иван.
– Ага! В Кремль!
– Награждать будут! – вступил Алхимов. – Сто процентов!
– Цыц! – сказал Николаев. – Так что… это… вот, за вами.
Он указал на «Дуглас».
– Там еще пятеро с нашего фронта, составят компанию! А документы мы быстро!
– Уже! – крикнул начштаба.
– Ну, вот! Так что… Летите! Такое вот вам задание, хе-хе…
– Ну, ладно, – сказал Жилин в некоторой растерянности – новость выбила его из привычной колеи. – Переоденусь только.
Четверть часа спустя, приодевшись в парадку, захватив с собой потертый фанерный чемоданчик, Иван поднялся в салон «Дугласа».
– Товарищ Рычагов! – воскликнул Миша Ерохин. – Вы тоже с нами?
– Подбросите до Москвы?
– А то!
На Центральном аэродроме столицы летчиков уже встречали.
Лощеный лейтенантик, молодцевато козырнув, открыл перед Жилиным дверцу «ЗИСа».
– Товарищ генерал-лейтенант, мне приказано доставить вас домой. После обеда я за вами заеду, церемония в Кремле назначена на три часа.
– Едем, – обронил Иван, просовываясь на заднее сиденье.
Лейтенант аккуратно прихлопнул за ним дверцу и сел впереди.
Молчаливый водитель сразу же тронулся, покатил, выезжая на московские улицы.
Удивительно, но тревоги, озабоченности Жилин не ощущал ни сейчас, ни тогда, на прифронтовом аэродроме.
И вот она, та самая Москва, которой он избегал в последние дни июня, скользит за окном автомобиля.
Иван продолжал испытывать печаль, глядя на людей, на дома, на жизнь, на все, памятное ему. Конечно, жизнь в XXI веке не сравнить с теперешней – через семьдесят лет тому вперед все станет гораздо устроеннее, комфортнее, но…
Уйдет нынешняя ясность и понимание цели, забудется неявное братство, когда все вокруг – товарищи, перестанет быть та гордость за страну, которая, вопреки насмешкам, все-таки была – особенная, советская.
Слово «совок» придумано либерастами, исступленно гадившими на свою Родину. Оно того же рода, что и выражения бандеровцев, обзывавших русских – там, в будущем, – «ватниками» и «колорадами».
Беда либералов в том, что они не ставят рамок свободе, не ограничивают ее ничем, и воля превращается в разнузданность, доходя до беспредела и сливаясь с установками фашизма.
В любой промежуток истории хватало и света, и тьмы.