Москалёв. Новобранец космической пехоты

– Господин Худовский. Вы призваны на действительную службу в вооружённые силы Земной Федерации. Поздравляю с началом военной службы, – офицеры снова отдали честь открывшему рот Худовскому.

– Какой ещё призыв? – ошарашено пробормотал он. – Сейчас же не война.

– Чего он не понимает? – спросил полковник у командира роты. – Сделайте, чтоб понял и не задавал вопросов.

– Возможность призыва, действительно сохранена на случай войны, – объяснил лейтенант. – Но нигде не сказано, что призыв может быть осуществлён только в военное время. В мирное время призыв так же возможен, если армия нуждается в пополнении. И, как видите, армия нуждается в пополнении в вашем лице.

Мы все с трудом сдерживали смех, а Худовский всё не мог поверить в происходящее. Он опять начал истерить:

– Да мой отец вас за это в порошок сотрёт! Вы все будете кровью харкать! Да я вас!..

– Служить будет куда послали, – полковник больше не обращал на Худовского внимания, разговаривая только с лейтенантом. – Передай его полиции. Они его поставят в стойло.

Худовский замолчал и посмотрел на командира роты. Тот сказал:

– За вами числится отложенное дисциплинарное взыскание. Сейчас наряд военной полиции доставит вас на гауптвахту, где вы проведёте тридцать суток. После этого продолжите службу в хозяйственном взводе полка.

– Да идите вы все к чёрту! – не выдержал сын юриста. – Я иду к отцу! Он вас всех на куски порвёт! – С этими словами он развернулся кругом и столкнулся нос к носу с капралом, держащим в руке пехотную лопатку.

Отшатнувшись от него, он оказался в руках полицейских, подошедших к нему. Двое копов в касках заломили ему руки за спину и надели наручники, а затем затолкали в флаер. Машина рванула с места и понеслась вперёд по дороге.

Командир полка обратился к лейтенанту:

– Продолжайте движение, – и сел во второй флаер.

Водитель нажал на педаль, флаер развернулся и унёс полковника в обратном направлении. Я отметил про себя необычную манеру речи командира полка. Мне она показалась довольно забавной.

Это было последнее происшествие за время нашего похода. К вечеру мы прибыли в «пэпэдэ».

Беглец

О прибытии в место назначения, нас известил, как ни странно, жуткий запах. Я не мог понять, чем так воняет. Это была умопомрачительная смесь запаха гниющей капусты и здохшей в прошлом месяце кошки, распространявшаяся из невысокого, но длинного кирпичного строения, побеленного известью, мимо которого мы проходили на закате. Оно стояло неподалёку от бетонного забора, огораживающего территорию войсковой части, где мне предстояло проходить обучение. Рядом в заборе имелись распахнутые настежь металлические ворота, на каждой створке которых был изображён герб Земной Федерации. К этим воротам и направил Сидоров нашу колонну.

Пройдя в ворота, я обнаружил, что нас встречает командир полка в сопровождении нескольких офицеров помладше. Остановив колонну, наш ротный доложил, что шестая рота «прибыла в пэпэдэ», на что полковник небрежно бросил:

– В баню, в столовую, в люлю.

Нас погнали дальше, как оказалось в баню. Проходя по территории части, я осматривал полосу препятствий, одноэтажные казармы из красного кирпича, строевой плац, забор из колючей проволоки, за которым под открытым небом стояли облупленные бронированные транспорты с задранными в зенит пушками. Здание штаба, какие-то склады и баня были из того же красного кирпича.

Услышав слово «баня», я представил себе помещение, наполненное горячим паром, печку-каменку и берёзовые веники. Ничуть не бывало. Нас загнали в просторную комнату, по периметру которой располагались душевые кабинки. Вода была только холодная, мочалки в общей корзине. Впрочем, я был рад этой возможности наконец полноценно помыться. После четырёхдневного марша мы не только устали, но и пропахли потом. Так что, смыть с себя накопившуюся грязь и получить чистую форму, было настоящим блаженством.

– С лёгким паром, – пожелал мне Васян, когда мы одевались после «бани».

– Увидеть бы ещё этот пар, – ответил я. – Если тут кормят так же, как моют, то мы скоро станем похожи на фотомоделей.

– А по мне, главное, чтобы дали выспаться, – вставил программист Ероха. – Желательно на кровати. А то от спанья на земле у меня все бока болят.

Так, за мечтами об отдыхе мы, подгоняемые Сидоровым, добрались до столовой.

Очередь на раздачу, алюминиевые миски, алюминиевые ложки, овсяная каша с мясом. Варёная свекла, нарезанная соломкой и политая, судя по всему, той же водичкой, в которой она варилась, называлась почему-то «салатом». Хлеб, чай, масло. Блин! Дома я к такой «еде» даже не притронулся бы. Но тут! Вся рота набросилась на это страшное жорево, по другому назвать это невозможно, с неимоверным аппетитом. При всей скудности этой пищи, у неё было одно неоспоримое преимущество – она была горячей. Три дня на сухом пайке и один день без еды, вот что нужно для восстановления аппетита тем, кто страдает его расстройством.