Москалёв. Новобранец космической пехоты

В казарме нас ждали двухъярусные кровати в два ряда, матрасы, одеяла и даже простыни. Это было настоящее счастье. В тот вечер, я впервые услышал самую приятную команду из всех – «Отбой!».

– Подъём!

Чего? Какой ещё подъём? На улице ещё темень.

– Тревога! – орал Сидоров во все горло. – Становись!

Я упал на пол под тяжестью навалившегося сверху нововбранца. Какой-то олух спрыгнул со второго яруса прямо мне на шею. Обозвав его дебилом и поднявшись на ноги, я принялся натягивать штаны, а вокруг уже выбегали в пролёт между двумя рядами кроватей, на ходу надевая полевые куртки и ремни, поднятые по тревоге новобранцы. Ротный со своим замом стояли в стороне, как будто всё происходящее их не касалось.

– Выходи на улицу строиться! – продолжал надрываться Сидоров.

– Как думаешь, что случилось? – спросил меня Васян, когда мы выбегали на улицу и строились в колонну по три.

– Подъём случился, – ответил я.

Больше мне добавить было нечего, я знал не больше, чем он.

Нас выгнали на плац, и я впервые увидел весь полк в сборе. Зрелище, надо сказать, было впечатляющее. Три батальона по три роты, возле каждого подразделения стояли командующие ими офицеры, в конце строя ещё какие-то подразделения, на середине плаца командир полка в окружении нескольких офицеров и всё это освещено несколькими фонарями посреди кромешной тьмы. Красота.

– Внимание! – рявкнул командир полка, когда мы кое-как построились. – В части совершено дезертирство. Новобранец из третьей роты после отбоя нарушил дисциплину, предписанную воинскими уставами и покинул расположение части. Полк поднят по тревоге для поиска и ареста дезертира. Приказываю командирам подразделений организовать прочёсывание территории. Первой и второй ротам погрузиться на бронетранспортёры. Первой роте перекрыть все дороги в радиусе трёх километров. Второй роте патрулировать местность. Чтобы ни одна мышь мимо меня не проскочила, пока вы её не поймаете! К выполнению поставленной задачи приступить!

Замечательно! Какой-то осёл решил погулять, а бедный Игорюша вместо сна должен искать его посреди тёмной ночи.

Нашему взводу выпало прочёсывать то самое здание, из которого шла вонища и прилегающую к нему территорию. Капрал Копытовский выстроил нас в цепь шириной метров в триста, и мы пошли, время от времени спотыкаясь в темноте, от казармы в сторону источника вони.

– Не думаю, что этот беглец всё ещё на территории части, – сказал Ероха, шедший справа от меня. – Если бы я хотел сбежать, то дунул бы через поля в сторону ближайшего города. Знать бы только где ближайший город.

– И уж тем более, не стоит прятаться в том вонючем доме, – шедший слева Васян явно не горел желанием входить в «вонючий дом».

Между тем, мы неумолимо приближались к нему. Происходящее не лезло в мою голову. Я тоже выразил своё мнение:

– Непонятно зачем вообще сбегать. Ночью, неизвестно куда. Да и всё равно поймают. Гауптвахта, а то и чего посерьёзней. За дезертирство, я слышал, могут и посадить. Бессмыслица какая-то.

– Стой! – мы подошли к белому зданию и Копытовский остановил цепь. – Вы трое! – он ткнул пальцем в нашу троицу. – Хватит болтать. За мной.

Мы послушно поплелись следом за ним. Капрал повёл нас к двери, ведущей внутрь. Войдя, я остолбенел. Мать честная! Свинарник! Я свинарника никогда не видел, но судя по обилию свиней в денниках, расположенных по обе стороны от центрального прохода и характерному «хрю», которым они нас приветствовали, это был-таки свинарник. Значит вот откуда такая вонь. Но откуда, чёрт возьми, свинарник в воинской части? Мои друзья были удивлены не меньше. Они, как и я, стояли столбами и оглядывали обстановку, освещённую тусклыми лампочками без плафонов, висящими под потолком на проводах.

– Чего встали! – прикрикнул Копытовский. – Живо осмотреть тут всё!

Мы принялись заглядывать в денники. Лежащие в них хрюшки поднимали головы, лениво оглядывали нас маленькими глазками и снова возвращались ко сну. Я бы точно не стал здесь прятаться.

В конце прохода имелась дверь. Из неё, на звуки чинимого нами обыска вышел заспанный солдат в грязной засаленной форме. Увидев капрала, он вытянулся по стойке смирно и замер.

– Посторонние есть? – спросил его Вронский.

– А? – солдат, как оказалось, не отличался сообразительностью.

– Бэ! – передразнил капрал. – Ты, – он указал на меня. – Осмотри кандейку!

Слово «кандейка» я слышал впервые, но догадался, что капрал так назвал комнату, из которой вышел засаленный солдат. Войдя внутрь, я удивился ещё сильнее. Маленькая комнатушка, две двуспальные кровати по бокам, фанерная тумбочка между ними. Грязные простыни на грязных матрасах. На натянутой верёвке сушатся какие-то тряпки. Тоже грязные. Блин! Да в какой же век я попал?! Раннее средневековье? Святая церковь запретила мыться и провозгласила вшей «божьими жемчужинами»? Как вообще можно так жить?

Что ж. Теперь я знал, что такое «кандейка». Выйдя, я доложил Копытовскому, что внутри никого нет. Он поставил нас обратно в строй и мы пошли по полям, постепенно растягивая цепь всё шире.