Теперь как на идиота все смотрели на меня, в том числе и Подцонов. Я, как ни в чём не бывало, принялся уплетать кашу. Оказывается, стояние на плацу возбуждает аппетит ничуть не меньше, чем тренировки на полигоне.
— Ну да, ну да, — медленно проговорил Подцонов, — по существу.
Дальше ели молча. А после выхода из столовой нас снова погнали на плац.
— Они что, решили нас там как коров в стойле держать? — возмутился Ероха.
Подцонов навострил уши. Я толкнул Ероху в бок, давая понять, что не стоит распускать язык в его присутствии.
На плацу снова стоял головизор с динамиками.
— О! — удивился Ероха. — Опять кино будут показывать.
— Ну, я же говорил, что надо добавить минут двадцать.
— Пророк, блин. Нам тут что, до отбоя стоять? — Ероха собирался вечером написать письмо домой, но его планы, похоже, рушились.
— Главное, чтобы не вместо отбоя, — не удержался я.
Сзади хмыкнул Сява. Он был явно рад, что наконец-то услышал от нас хоть какие-то слова недовольства. Это, конечно, было не то, что от него требовали копы, но на безрыбье и рак — рыба.
Когда все построились, командир полка начал:
— По результатам проверки командующий округом принял решение выставить нам определённую оценку. И она не та, на которую был рассчитан результат. Поэтому сейчас будет повторён новый воспитательный момент, который показан по головидению.
Стоящий рядом с головизором офицер нажал кнопку и перед строем появилось изображение генерала, комиссара военной полиции и репортёрши. Той самой, которая вела первый репортаж о моих ночных похождениях. Все трое стояли у центральных ворот.
— Господин комиссар. Как продвигается следствие по делу об угоне флаера? — спросила репортёрша и поднесла микрофон к губам комиссара.
Наклонившись к микрофону, он ответил:
— Нами установлен круг подозреваемых и приняты меры к недопущению подобных происшествий в дальнейшем. В ближайшее время вы узнаете более точные результаты.
Репортёрша переключилась на генерала.
— Господин генерал, это правда, что ваш визит в пятьдесят шестой учебный полк связан с недавним происшествием?
Генерал, задрав подбородок и нахмурив густые брови, проговорил в микрофон, который держала у его лица репортёрша:
— Да. Мы в штабе округа не просто так хлеб едим. Это наш долг перед всей планетой.
Репортёрша часто заморгала, пытаясь понять слова генерала. На помощь пришёл комиссар. Наклонившись к микрофону, он сказал:
— Командующий хочет сказать, что о вчерашнем происшествии ему было доложено немедленно и он сразу же отложил все имеющиеся дела и прибыл в полк, чтобы лично решить возникшие проблемы.
Генерал согласно закивал.
— Что вы можете сказать по поводу происшедшего? — продолжила репортёрша, переварив услышанное.
— Такого никогда не было и не будет. Если кто-то в своих носках думает, что сможет найти у меня здесь какую-нибудь дырочку, то я ответственно заявляю, что детским садом им придётся заниматься в другом месте.
Репортёрша открыла от удивления рот, но комиссар снова пришёл генералу на выручку:
— Командующий говорит, что подобные происшествия являются досадными исключениями. Нами приняты все меры по недопущению каких бы то ни было нарушений дисциплины в будущем. Пятьдесят шестой полк всегда будет являть собой образец достойного исполнения солдатами своего воинского долга.
Генерал опять закивал. Репортёрша задала ещё один вопрос:
— Каковы результаты проведённой вами проверки боеготовности полка?
— Все прецеденты, связанные с несоответствием хранения военного имущества их требованиям, будут изжиты лично командиром полка в назначенные сроки. Соответствующий приказ я уже отдал.
Репортёрша поднесла микрофон к лицу комиссара, но тому, видимо, надоело переводить слова генерала на русский язык, и он ответил коротко:
— Этот вопрос находится вне компетенции военной полиции.
Генерал удивлённо поглядел на него, но ничего не сказал.
— Пропустите немедленно! — послушался громкий крик откуда-то из-за кадра. — Вы не имеете права! Я юрист!
Камера повернулась и головизор воспроизвёл объёмное изображение худощавого человека в сером деловом костюме с кожаным кейсом в руках. Он прорывался к генералу, удерживаемый двумя солдатами, дежурившими у центральных ворот.
— Это кто? — прозвучал за кадром голос генерала.
Человеку в сером костюме всё же удалось вырваться, камера снова повернулась и теперь показывала, как он подбежал к генералу, который в это время слушал, как комиссар на ухо объясняет ему, кто это такой.
— По какому праву моего сына держат на гауптвахте? — закричал человек в сером, размахивая свободной рукой перед лицом генерала. — Я затаскаю вас по судам! Вы будете возмещать мне, моему сыну и всей нашей семье моральный вред, который она понесла, переживая за родственника!
Я понял, что это был отец Худовского. Похоже, это был ещё не конец представления.
— Я требую, чтобы моего сына немедленно освободили! — продолжал кричать отец Худовского.