Ероха с Васяном, плескавшиеся слева от меня, неопределённо хмыкнули. Я же ответил:
— Прекрасное интервью. Правильно генерал сказал, мы не должны искать у него дырочки. Или ты не согласен?
— Да, — не подумав ответил Подцонов. — То есть, нет. То есть я тоже согласен. С генералом.
— Ну, а раз согласен, то иди куда-нибудь. Не мешай умываться.
Подцонов обиделся и ушёл умываться в другой конец комнаты.
— Так просто от него не отделаешься, — заметил Васян.
— Плевать, — ответил я. — Буду я ещё какого-то жалкого стукачишку рядом терпеть.
Мои друзья переглянулись и одобрительно кивнули друг другу.
Наряд
Весь следующий день мы занимались устранением недостатков, обнаруженных генералом. Первым делом, естественно, мы аккуратно развесили на спинках кроватей полотенца. Затем в парке мы изготовили из фанеры таблички, в локоть шириной, покрасили их в жёлтый цвет и развесили на передние фары бронетранспортёров и прочей техники. Получилось, что на каждой машине висело по две таблички. На одной были написаны фамилии командира роты и водителя этой машины, а на другой имелась предупреждающая надпись: «Антифриз — яд». Надписи, само собой, тоже пришлось делать нам.
После этого мы навели порядок в автопарке, постригли траву на газонах, постригли кусты, словом, выполнили всю работу хозвзвода, который в это время в полном составе носился по полку в поисках двух утерянных в столовой ложек. Я бы посмеялся над этим цирком, если бы мне самому не приходилось принимать в нём непосредственного участия. Зато военным копам ничто не мешало смеяться над нами, что они и делали, выходя время от времени из штаба, чтобы поглазеть на творящийся в части аврал.
Худовский-старший действительно стал адвокатом своего сына и появлялся в полку каждый день. Как адвокат, он имел право опрашивать свидетелей, чем он и занимался. В числе первых он решил побеседовать со мной. Меня ради этого вызвали с занятий на полигоне. Сдав бронескафандр на склад, я притащился в штаб и спросил у дежурного офицера, где найти адвоката Худовского. Оказалось, что для опроса свидетелей Худовскому уступал свой кабинет полицейский капитан. Дорогу я помнил.
Постучав, я открыл дверь и попросил разрешения войти. Худовский-старший сидел за столом, а перед ним лежала кипа бумаг. Увидев меня, он вскочил и бросился ко мне, протянув ко мне руки в знак приветствия.
— А, Игорь! — воскликнул он, положив руки мне на плечи. — Наконец-то мы встретились. Вы ведь друг моего Вовы. Он так много о вас рассказывал, — он отпустил меня и жестом указал на стоящий рядом стул. — Садитесь, пожалуйста.
Я сел. Он тоже вернулся на своё место за столом.
— Знаете, — продолжил он улыбаясь, — если вы хотите, чтобы я сказал за вас, таки пожалуйста, — он наклонился вперёд и перешёл на доверительный тон. — Вы большой молодец.
— Да? — удивился я.
Если Худовский-младший и мог что-то сказать отцу обо мне, то уж точно ничего хорошего. Тем более он не мог называть меня другом. Однако я никогда раньше не видел, как работают адвокаты, да и самих адвокатов видел только в кино. Мне это было очень занятно, и я решил понаблюдать за этим типом в сером костюме.
— Да, — ответил Худовский. — То, что вы сделали, это просто замечательно.
— Вот как?
— Имейте ввиду. Мне всё известно. И мы можем быть очень полезны друг другу.
Надо же. Очевидно врёт, хочет от меня непонятно чего, но как улыбается! Настоящий юрист.
— Вы правильно сделали, что отправили это письмо, — сообщил Худовский. — Вот только эти бестолочи почему-то думают, что письмо писал мой Вова. Не знаю почему, но они набросились на него как стервятники. Вы уж не откажите мне. Помогите защитить Вову. Он ведь ни в чём не виноват.
Это было интересно. До сих пор и копы, и генерал, и командир полка старались лишний раз не упоминать о моёй жалобе. Всё сводилось только к расследованию угона флаера. Командование наверняка с удовольствием скрыло бы факт существования жалобы, компрометирующей его. А для Худовского установление подлинного автора жалобы означает снятие всех обвинений с его сына. Вот он и пытается узнать это. Ладно, послушаем, что он ещё скажет. Для продолжения разговора, я ответил:
— С удовольствием окажу помощь Вове. Вот только не знаю, чем я могу быть вам полезен. Честно говоря, я не понимаю, о каком письме идёт речь.
— Ой! — всплеснул руками Худовский-старший. — Молодой человек. Ну, зачем же быть нечестным со своими друзьями. Ведь так можно и не получить никакой пользы.
Лицо Худовского удивительным образом стало укоризненно строгим, но в то же время оставалось дружелюбно улыбчивым. Как играет! Ему бы в Большой Театр или в кино, а он юриспруденцией занимается. Получается, что юристом быть выгоднее.
— Извините, но я говорю правду, — сказал я, глядя на игру Худовского. — Вы же знаете, как мы дружим с Вовой. Я считаю себя обязанным быть честным с его отцом.